Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

С утра 29-го он узнает от присланного к нему Алексея Петровича Сергеенко, секретаря Черткова, как воспринят в Ясной Поляне его побег. Узнает, что Софья Андреевна пыталась (или хотела показать, что пытается) покончить с собой, бросилась в пруд; затем отправила на станцию человека выяснить, куда Лев Николаевич брал билеты. Узнает, что, по распоряжению губернатора, за его, Толстого, передвижениями назначена слежка. Все это, конечно его волнует. Тем не менее он принимается за работу – диктует приехавшему чертковскому секретарю окончание начатой прежде статьи против смертных казней.

Потом долго гуляет по монастырю. И – снова пишет. Замечательно: в такую минуту, не зная, куда бежать дальше, притом ожидая погони и спасаясь от нее, 82-летний старик вносит в записную книжку сюжеты новых задуманных произведений!..

В час дня обедает. С аппетитом ест монастырские щи и гречневую кашу с подсолнечным маслом.

После обеда, в третьем часу, отправляется из Оптиной Пустыни в Шамордино, женский монастырь в том же, Козельском уезде, – там обитает его сестра, Мария Николаевна. По обыкновению, Лев Николаевич уходит один вперед, пешком, предоставляя лошадям с повозкой через какое-то время его догнать. Монастырский гостинник, прощаясь с ним, замечает, что он не застегнут – весь нараспашку: «так он простудится». На протяжении пути, Льву Николаевичу все время жарко; сидя в повозке отказывается накинуть свитку поверх армяка.

С сестрой, Марией Николаевной, он радушен, спокоен, весел: беседа «самая милая, обаятельная, из лучших, при каких я в продолжении шести лет <жизни в Ясной> присутствовал», – свидетельствует Маковицкий.

Ложится в начале десятого. Перед сном он кажется Маковицкому усталым. Называет его: Душан Иванович (вместо – Петрович) – такого прежде не случалось. Спит хорошо. Наутро сетует лишь, что устроен слишком удобно: просит комнату попроще и постель пожестче. Ему и здесь претит «роскошь».

Шамордино. 30 октября 1910-го

Толстой не прочь задержаться в Шамордине: с утра, еще восьми нет, отправляется искать квартиру и находит в крестьянской избе чистую, теплую горницу за пять целковых в месяц.

По возвращении в гостиницу читает, лежа на диване. В 10 часов окликает Маковицкого, расположившегося через стену, – жалуется на слабость и сонливость.

Температура нормальная – 36,3. Пульс 88 ударов в минуту, сильный, полный, правильный. Лицо не красное, но и не бледное. Маковицкий советует ему снять одежду, попытаться уснуть. Состояние слабости Маковицкий приписывает волнению последних дней, усталости, простуде, полученной в дороге, наконец – вздутию живота. Накануне Лев Николаевич дважды ел щи и кашу, яблоки-антоновку, даже огурцы.

Оставив Льва Николаевича одного, Маковицкий с беспокойством слышит за стеной его сильную протяжную зевоту, – такая бывает у него обычно при недомогании. Заходит, снова пробует пульс – 80.

В половине четвертого едут к Марии Николаевне обедать. У нее сидят до седьмого часа, Лев Николаевич мерзнет, ему накидывают на плечи фуфайку.

Вечером в Шамордино приезжают Александра Львовна с Варварой Михайловной Феокритовой, рассказывают, что творится в Ясной Поляне, в семействе, привозят письма от Софьи Андреевны, Татьяны Львовны, сыновей. Александра Львовна опасается, что Софья Андреевна уже отправилась в погоню и утром прибудет – надо возможно раньше перебираться в другое место.

Лев Николаевич молчалив, мерзнет; пульс – около 90.

Раскладывают на столе карту, решают, куда держать путь. Называют Бессарабию, Кавказ. Лев Николаевич вспоминает знакомые места на Кавказе: «Я чую, что это опять увижу». Потом всплывает куда более близкий Льгов. Лев Николаевич просит перенести окончательный разговор на завтра («утром решим») – сейчас устал, спать хочет.

Но, оставшись один, еще пишет что-то.

Астапово. 31 октября 1910-го

Не дожидаясь рассвета, в начале четвертого Лев Николаевич будит Маковицкого: спать больше не может, надо ехать дальше, не зная, куда. Поднимают Александру Львовну, Варвару Михайловну, начинают складываться. Пока находят лошадей, ямщиков – уже около шести. Лев Николаевич мрачен, молчалив, просит ехать быстрее. Боятся встретить Софью Андреевну: если она в самом деле уже отправилась за ними, то в шесть утра может быть в Козельске.

В пролетке Лев Николаевич сидит прямо, не опираясь, не стонет, не вздыхает, ничем не выдает утомления. У вокзала, поднимаясь по лестнице, слегка пошатнулся, – Маковицкий объясняет это торопливостью и тем, что долго сидел – ноги оцепенели.

Спешат сесть в первый же подъехавший поезд; билет предполагают купить в дороге. Уже в поезде снова совещаются, куда ехать. В конечном счете решают двигаться в сторону Новочеркасска: там живет племянница (дочь Марии Николаевны), у нее можно остановиться и окончательно выбрать направление.

В поезде Александра Львовна варит для Льва Николаевича овсянку, кофе, два яйца всмятку, – он ест охотно, разговаривает, читает, даже диктует что-то.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное