Митуш полез вверх по лестнице. Когда его голова показалась над крышей, голуби, гревшиеся там на солнышке, вспорхнули и переместились наверх. Их было много и разного цвета, но больше белые. Лишь один из них, тоже белый, крупный не сдвинулся с места, а только искоса взглянул на дядюшку Митуша. Потом втянул голову в перья, взъерошенные на груди, и вновь задремал. Дядюшка Митуш присмотрелся к этому голубю, какое-то далекое воспоминание мелькнуло у него в голове, но Митуш не мог понять, с чем оно связано. Он сильно свистнул, как поступают в таких случаях мальчишки, и замахал рукой. Все голуби взлетели. Крупный беляк остался один. Но потом он огляделся по сторонам и, никого не увидев, тоже вспорхнул.
— Погуляйте, милые, порезвитесь немного! — сказал дядюшка Митуш, не отрывая глаз от голубей.
С лестницы он перебрался на дерево и взглянул окрест. Насколько хватало глаз простиралось ровное зеленое поле. В одном его конце паслись лошади, рядом с ними важно вышагивали три аиста. Дядюшка Митуш принялся за работу — пила запела у него в руках. Закончив работу, он спустился вниз. Крона над крышей здорово поредела — Митуш поспиливал все сухие ветки. Земля под акацией была усеяна белыми цветами, листьями и сучьями. Пришла Галунка и принялась подметать двор.
— Насорил мне тут, — ворчала она, а Митуш собрал ветки и отнес их к поленнице дров. — Ну, а где ж твои деньги? — поддела она Митуша.
— Деньги… Деньги забрал хаджи Петр, я же тебе сказал. Земля ему пухом… Уже вроде скоро год будет как преставился.
Митуш взглянул наверх:
— Гляди! Гляди, что вытворяют!
Долетев, наверное, до колодцев или до нив, голуби возвращались назад, но не торопились опускаться на крышу, а взлетали ввысь. Потом каждый по очереди на мгновенье задерживался в воздухе, прижимал крылья к туловищу и, кувыркаясь, камнем падал вниз. Достигнув так определенной высоты, голубь снова распрямлял крылья и взмывал вверх, стараясь догнать других.
— Рассказывают, — продолжал дядюшка Митуш, — что некоторые любят выносить во двор огромные котлы с водой и смотреть в них, будто в зеркало, как кувыркаются голуби. Говорят, так красивее. А старый хаджи Петр смотрел на них с балкона.
— Да, я помню, — задумчиво подтвердила Галунка.
Дядюшка Митуш достал сигареты и закурил.
— Вообще-то хаджи Петр был человеком настроения, — вновь заговорил он. — Когда злым, а когда во всем мире добрее его не сыщешь. Сердце у него было добрым, жалостливым. Знаешь, как он голубей разводить стал? Однажды отправились мы с ним в город, я был за кучера. Когда проехали Сарнено, встретилась нам старуха. В руках у нее два голубя — белых голубя. «Что за голуби?» — спрашивает хаджи Петр. А она и отвечает: «Да вот купила. Один мне был нужен, но их продают в паре, вот и пришлось взять обоих. Сынок у меня сильно хворает — лошади испугался и от страха занемог. Сказали, что ему нужно проглотить сердце живого голубя, тогда поправится».
Боже, как прогневался хаджи Петр, побагровел весь, палкой на старуху замахивается. «Ты, — говорит, — что это надумала ведьма старая! Как тебе не совестно, это же грех! Убью! Отдавай голубей!..»
Старуха задрожала от страха, и отдала голубей хаджи. А он вынул из кармана два наполеона[3]
и ей протягивает: «Вот, — говорит, — возьми и лечи своего сына». А два золотых наполеона, должен тебе сказать, в то время большими деньгами были… С тех пор и стал разводить голубей хаджи Петр. Сначала у него были только сизари, а потом он завел всяких: капуцинов, дутышей, рябых, беляков с маленькими клювами, как рисовое зернышко. Много их у него было, самых разных… Были даже такие, которые, когда ворковали, распускали хвост веером. Хаджи Петр, бывало, целыми днями ими занимался. Ловил их, осматривал со всех сторон, перо какое-то бывало из хвоста выдернет и тогда только выпустит. Лечил он их так, что ли, не знаю… Но любил сидеть на балконе и наблюдать, как они парят в воздухе.— Да, так оно и было, — задумчиво вымолвила Галунка. — А когда он разболелся, я за ним ходила. Однажды открыла окно и на подоконник сел большой белый голубь. На другой день опять прилетел, заглядывает в комнату, все смотрит, смотрит. «Гляди, дедушка, — говорю ему, — голубь прилетел. Это хороший знак, значит ты выздоровеешь».
— А он что?
— Ничего не ответил. Но с того дня заставлял меня окно открывать и ждал, пока прилетит голубь. А когда тот садился на подоконник, глаз с него не спускал. Как он на него смотрел!..
— А голубь каждый день прилетал?
— Нет, не каждый, но часто прилетал. А однажды…
— Что — однажды?
— Однажды хаджи Петр поглядел на голубя и заплакал. Я увидела, как у него но щекам покатились слезы. А через пару дней он умер.
Дядюшка Митуш смотрел в землю и молчал.
— А какой был этот голубь? — спросил он вдруг.
— Ну тот, что прилетал, каким был?
— Голубь?.. Белый, крупный, красивый голубь…