Я обернулся и увидел его самого. В пальто, шея укутана клетчатым шарфом. Бертран, как всегда, курил сигарету, не вынимая изо рта, и зло смотрел. Радостной встречи не получалось.
− И что ты так смотришь? − чуть качнувшись вперед, сердито спросил Бертран, словно только что поймал меня за руку, подсыпавшую яд. – Может, расскажешь, куда подевался, когда у нас наступили самые хреновые дни? Хоть бы записочку оставил.
Он выплюнул окурок.
− Тебе чего язык отрезали? − спросил Бертран.
− Я ничего не понимаю… У меня едет крыша… Как ты здесь?
− Очень плохо, – покачнулся Бертран. − Позавчера повесилась Лиса, сегодня утром хоронили.
− Какая Лиса? Что ты несешь?
Бертран достал из-за пазухи бутылку водки, отпил, поморщился и протянул мне.
− Обыкновенная Лиса, − он опять закурил. – Вообще-то, её звали Надя, я тут жил с ней, когда вернулся с гор.
− А чего она повесилась?
− Спроси у неё теперь. Ей жить было негде, − сказал Бертран, забирая бутылку. − Сначала мы жили у Аньки, помнишь, я жил у неё, но нас оттуда выписали. Ночевали, где придется. Потом она мне надоела, я сказал, чтобы она уезжала отсюда. У неё родственники где-то недалеко в деревне. На автобусе можно доехать. Денег ей дал на билет. Она не поехала. Несколько раз она одна в подъезде ночевала. Я говорил, езжай домой, чего ты здесь потеряла. А она взяла и повесилась в подъезде.
Бертран опустил голову, потом резко вскинул, словно его коротнуло током и, схватив меня за грудки, крикнул:
− Нет, ты объясни! Как всё устроено? Почему одним бродяжничать и умирать под забором, а другим отрыгивать и ржать над этим? – Отпустил меня и спокойно сказал: − А, не отвечай, это так. Всё понимаю, мне просто очень плохо. Конечно, я в чем-то виноват. Наверное, не надо было оставлять её одну, но я думал, что это заставит её уехать отсюда. Никогда не угадаешь, что творится в чужой душе, и что, вообще, творится в твоей жизни.
Мы помолчали и допили бутылку.
− Ты где пропадал? − нарушил молчание Бертран.
− Меня хотели убить, а убили мою собаку.
− Ты гонишь, кто тебя хотел убить?
− Не знаю, может, Серегины дружки.
− Да на х*й ты им сдался, если бы они тебя нашли, огребся бы пи**юлей по полной программе и всё. Зачем убивать? Да и не было у него друзей, и, вообще, у него никого не было, и нас давно никто не ищет.
− С чего это ты взял?
− Кому мы нужны, пыль придорожная, − махнул рукой Бертран.
Я не мог в это поверить. Слишком всё просто.
− Всё просто, − сказал Бертран. − Мы никому не нужны, может, временами что-то кому-то и нужно от нас, но сами мы никому не нужны. Никому! Понимаешь?
Я молча кивал. Конечно, думал я, смерть Лисы так подействовала на него, что он совсем не в курсе реальности.
− Ты еще скажи, что за тобой следят, и ты слышал подозрительные голоса, − добавил Бертран.
Я вздрогнул.
− Откуда ты знаешь?
− Да пошел ты, не прикидывайся психом. Пойдем еще возьмем выпить. У тебя есть деньги?
− Немного.
Мы купили еще бутылку и встали в подъезде.
− Что собираешься делать здесь? − спросил Бертран.
− Не знаю, а ты что делаешь?
− Работаю отделочником в бригаде с Артемом.
− И что выгодно?
− Иди ты на х*й с такими вопросами! Выгодно иметь банк, торговать квартирами, е*ать дочку нефтяного магната.
− Ну, может, все-таки мне поработать с вами?
− Может, все-таки мне поработать с вами, − гримасничая, передразнил Бертран. − Ты хоть думаешь, что говоришь?
− А что?
− Ничего. Ты себя в зеркало давно видел. С таким безумным видком не строить, а разрушать надо. Ты чего на колесах сидишь, что ли?
− За мной следили, говорю же.
− Понятно.
В бутылке еще оставалась треть, как возле подъезда остановилась патрульная машина.
− О, кто-то из жильцов мусоров вызвал, − спокойно произнес Бертран.
− Это за нами!
− А за кем же еще, конечно, за нами.
− Это хуже, чем ты думаешь! − нервничал я. − Это они! Они нашли нас!
Внизу хлопнули двери.
− Бежим! − позвал я, прыгая через ступеньки наверх.
− Делать больше не х*й, как бегать от них, − оставаясь на месте, Бертран сделал опустошающий глоток из бутылки.
Проскочив на пару этажей выше, я замер.
− Здрасьте, товарищ сержант, − доносился снизу голос Бертрана, − да, пью, у меня неприятности, товарищ сержант, подруга позавчера повесилась в этом подъезде, сегодня хоронили, один я здесь, со мной никого нет.
− Подымись наверх, проверь, − услышал я приказ.
Бесшумно, как мышь, я взобрался на верхний этаж, рюкзак бросил в темный угол, а сам накрылся большим ковриком, лежавшим на площадке. Но тот, кого послали, даже не поднялся до самого верха, он потоптался на пролет ниже и крикнул:
− Здесь никого нет!
Сначала хлопнула дверь парадной, потом машины. Завелся мотор и фыркающий звук, исчезая, удалился. Я лежал, пока кто-то не вышел из квартиры и не споткнулся об меня. Это была женщина, оглохнув от её истеричного крика, я схватил рюкзак и выскочил в пустоту и мрак замерзающих улиц, я бежал и чувствовал, что пружина безумия закручена до предела.