Эта идея должна умереть. Научные теории, которые блокируют прогресс

Как крыса определяет, что из всех возможных комбинаций стимулов и результатов именно ягода стала причиной тошноты? Любой ответ предполагает, что был задан вопрос, так же и полученные данные предполагают наличие теории, которая может их объяснить. Если отсутствует заранее сформулированная теория, описывающая, на какие стимулы следует обращать внимание и какие взаимосвязи тестировать, невозможно разобраться в этом хаосе и идентифицировать полезные паттерны. А что является отличительной чертой ассоциативного обучения? Именно отсутствие предварительной теории. Итак, подобно левитации, понятие ассоциации есть пустышка – это просто вновь и вновь повторяющееся явление вместо его объяснения.

На протяжении столетий критики указывали на эту проблему ассоциационизма (ее иногда именуют «проблемой индукции» или «проблемой фрейма»). За последние десятилетия были продемонстрированы бесчисленные эксперименты, свидетельствующие о том, что животные – муравей, ищущий дорогу в муравейник, птенец, обучающийся пению, крыса, избегающая определенной пищи, – учатся не так, как предполагает ассоциационизм. Но ассоциационизм (носит ли он имя «эмпиризма», «бихевиоризма», «выработки условных рефлексов», «коннекционизма» или «пластичности») никак не хочет исчезнуть с горизонта науки, появляясь вновь и вновь, обрастая все новыми ситуативными исключениями, аномалиями и ограничениями. Сторонники ассоциационизма не хотят оставить эту теорию, полагая, что альтернативы ей не существует.

Однако она есть. В теории коммуникации информация рассматривается как уменьшение первоначальной неопределенности. Организмы находятся в «неопределенности», так как они сконструированы из адаптационных механизмов, адаптирующих различные состояния при различных условиях. Эти механизмы можно описать в терминах правил принятия решений, в том числе: «В условиях А принимай состояние Б» или «Если видишь свет, двигайся к нему». Неопределенность с тем, какое состояние следует принять (Б или не-Б), разрешается по мере поступления уточняющей информации об условиях А.

Сокращение неопределенности наполовину составляет один бит информации, и, таким образом, одно правило принятия решения представляет собой однобитный процессор.

Благоприятствуя расширению списка правил принятия решения, естественный отбор может конструировать более сложные организмы, которые способны к более сложной обработке информации; они задают миру больше вопросов, прежде чем принять решение. Эта схема объясняет, как животные получают информацию из окружающей среды и учатся на этом. Для крысы одно из подобных правил может быть таким: «Если ты съела что-то и после этого тебя тошнит, больше не ешь такую еду». Не существует такого же правила по поводу закатов, подергивания носом и драк, именно поэтому такие ассоциации крысой и не устанавливаются. Аналогично объясняется и то, почему организмы, столкнувшись с различными экологическими проблемами, состоящими из разных кластеров таких механизмов, способны научиться различным вещам.

Но достаточно о крысах. Что же можно сказать о людях, которые демонстрируют способность обучаться в том числе и тому, к чему естественный отбор их никогда не готовил? Мы-то уж точно должны уметь левитировать? Отнюдь нет; к нам применима та же логика неопределенности и обработки информации. Если человек способен обучаться новому, то это происходит, должно быть, благодаря способности генерировать новую неопределенность – изобретать, представлять, создавать новые теории, строить гипотезы и предсказывать, а следовательно, задавать миру все новые вопросы. Как именно? Наиболее вероятный ответ таков: у нас есть некоторые врожденные представления о мире (связанные с цветом, формой, силами, объектами, движением, агентами и разумом), которые человек может сочетать (практически случайно) при помощи целого ряда разнообразных способов (как во сне). А затем сравнивать новые идеи с реальностью при посредстве чувств. Успешные догадки сочетаются между собой и вновь пересматриваются, создавая еще более сложную теоретическую систему. И это делает возможным наша биология (а не принудительное обучение): она предоставляет исходные материалы, более или менее руководит процессом, дает нам свободу приходить к совершенно непредсказуемым мыслям и стимулирует прирост знаний. Так мы учимся на опыте – и все это происходит даже без намека на ассоциации.

Никто не спорит с тем, что птицы летают. Вопрос состоит только в том, как им это удается. Точно так же никто не оспаривает, что люди и животные способны обучаться, вопрос только в том, как именно. Разработка альтернативного описания процесса обучения включает выявление врожденных или естественных представлений человека, правил, которые применяются для их сочетания, а также процесса их пересмотра. Но чтобы это произошло, нам необходимо сначала признать, что ассоциации не только не являются ответом на наш вопрос, но не являются даже частью этого ответа. Лишь после этого наука, изучающая процесс обучения, перестанет левитировать и устремится к реальности.