Эта ласковая земля

Белая надпись на стекле гласила: «Кондитерская Эмерсона». За большой витриной не было ничего, только пустые полки и пустой прилавок. Я прошел по Итаке полквартала, и вот он. Прямо как в моих воспоминаниях. Трехэтажный кирпичный дом за высокой кованой оградой, окрашенный в розовый цвет, в точности как я запомнил. Но он был гораздо меньше, чем мне запомнилось, и давно нуждался в покраске. Соседний участок пустовал и зарос бурьяном, так что сорняки начали проникать сквозь ограду и засорять газон на лужайке, который уже пора было постричь. Шторы во всех окнах были задернуты. От дома не веяло гостеприимством. Я открыл ворота, и сухие петли заскрипели. Я медленно прошел по дорожке, поднялся по ступенькам и постучал в дверь. Через некоторое время ее открыла худая негритянка в красном шелковом пеньюаре. Она была красивой, но выглядела ужасно невыспавшейся и была совсем не рада видеть на своем пороге мальчишку.

– Что? – спросила она, я даже не успел ничего произнести.

– Я кое-кого ищу, – сказал я.

Она вызывающе уперла кулак в бок.

– Да? Кого?

– Свою тетю Джулию.

Ее нарисованные карандашом брови поднялись, и усталый вид испарился.

– Джулию?

– Да, мэм. Мою тетю. Она жила здесь.

Она смерила меня взглядом с головы до ног и слегка покачала головой, словно с трудом веря в то, что я настоящий.

– Подожди здесь, солнышко.

Я не понял, был ее приторный тон искренним или она надо мной издевалась. Она закрыла дверь, и я остался стоять на маленькой веранде и смотреть на небо, которое больше не было серым, а прибрело нездоровый зеленоватый оттенок, который я слишком хорошо помнил – таким же небо было в тот день, когда Бог Торнадо пронесся по округу Фремонт и убил маму Эмми. Казалось, все путешествие Бог Торнадо поджидал меня на каждом углу, и я боялся, что его единственной целью было лишить меня счастливого финала.

Дверь снова открылась, и я не узнал стоявшую за ней женщину. Но в ее глазах распускалось изумление, а с ярко-красных губ сорвались тихие слова:

– Боже мой. Это ты.

Она протянула руку, коснулась моей щеки и прошептала с удивлением:

– Одиссей.

Глава шестидесятая

Мы сидели в комнате в задней части дома, которая напомнила мне уютную гостиную Коры Фрост. На полке над небольшим камином стояли старинные на вид часы. На одной стене висела полка, заставленная книгами. Повсюду стояли вазы с яркими цветами, чтобы оживить комнату. Тетя Джулия попросила женщину в красном шелковом пеньюаре принести нам сэндвичи и лимонад. Сэндвичи были с ветчиной и сыром, а в лимонаде плавал лед. Я не ел целый день, и меня подмывало проглотить еду не жуя. Но тетя Джулия обладала изящными манерами, и я не хотел ее обидеть, поэтому ел так же аккуратно, как она.

Я видел тетю всего лишь раз в жизни. В основном она была для меня именем, слетавшим с маминых губ, когда она рассказывала о своем детстве. Но даже так я все равно представлял нашу встречу более эмоциональной, с теплыми объятиями и множеством слез. Все оказалось по-другому. Она пригласила меня в дом и привела в эту маленькую комнату в дальней части, где мы сели друг напротив друга за кофейным столиком. Разговор вышел неловким.

– Как… как ты тут оказался?

– Ехал в товарных вагонах.

– Как бродяга?

– Как практически все в наше время.

– Ну и ну. – Она нахмурилась, потом улыбнулась. – Главное невредимый. Ты добрался целым и невредимым. Всю дорогу от…

– Миннесоты.

– Из тамошней школы? Индейской школы?

– Да, мэм. Оттуда.

Она откусила кусочек сэндвича, потом ее брови, нарисованные, как и у другой женщины, сошлись вместе.

– Но ты не мог уже закончить обучение. Тебе только двенадцать.

– Почти тринадцать.

– Тем более.

– Я сбежал.

Она села ровнее, ее спина застыла.

– Звучит не очень хорошо.

– С нами плохо обращались.

– Учеба может быть непростой.

– Нас били.

– Ох, брось, Одиссей.

– Мальчик умер. Билли Красный Рукав.

Это заставило ее замолчать.

– А где Альберт? – спросила она, словно только сейчас вспомнила о нем.

– Он остался в Миннесоте.

– В школе?

– Нашел работу в Сент-Поле.

Как только я вошел в дом, зеленое небо разверзлось, и теперь сильный ливень барабанил по окну. Я подумал о людях в Гувервилле и представил, как все их пожитки соскальзывают в реку.

Тетя Джулия перевела взгляд на грозу снаружи и словно потерялась в увиденном.

– Что ж, – сказала она, повернувшись обратно ко мне с явно фальшивым оживлением. – Какие у тебя планы?

Я проглотил кусок, который жевал. Это было непросто, потому что горло у меня пересохло от того, что я собирался предложить.

– Я думал, что смогу жить с вами.

– Со мной? Здесь? Боюсь, это невозможно, Одиссей.

– Мне больше некуда идти.

Это была правда, но признаюсь, я постарался, чтобы звучала она как можно жалостливее.

– Если совсем некуда, – сказала она с настоящим участием, как будто ругала себя за бесчувственность, – тогда ладно. Но только пока мы не решим, что с тобой делать.

– Спасибо, тетя Джулия.

Она молча разглядывала меня, отчего мне стало неуютно, и наконец сказала:

– Когда я видела тебя в последний раз, ты был вполовину меньше своего роста. Таким я тебя и запомнила. Ты вырос. Почти мужчина.