Эта ласковая земля

– Наверх, – скомандовала тетя Джулия и последовала за мной.

При свете торшера она осматривала лужу на полу, натекшую под открытым окном.

– Было душно, – сказал я. – Мне просто захотелось свежего воздуха.

– Дай мне полотенце.

Когда я отдал ей полотенце, она опустилась на колени и начала вытирать воду.

– Я сам могу.

– Это не твоя вина, Одиссей. Я должна была подумать. – Она села на пятки и сказала: – Прости, что была немногословной. Я просто хотела дождаться подходящего времени, чтобы все объяснить.

– Все в порядке.

Она уставилась на мокрое полотенце у себя в руках.

– Ты так много не понимаешь.

– Все хорошо.

– Завтра, – сказала она и продолжила вытирать пол. – Завтра мы поговорим.

Она снова оставила меня одного, мягко и одновременно твердо настояв:

– Оставайся в своей комнате до утра.

Она не стала запирать дверь, но меня не оставляло чувство – разве что вместо соломы у меня был матрас, – что чердак не сильно отличался от тихой комнаты в Линкольнской школе.

Глава шестьдесят первая

Ночью мне понадобилось в туалет. И опять я вместо того, чтобы спуститься в подвал и облегчиться среди пауков, открыл окно и пописал на старое каменное патио внизу, потом проспал до утра. Проснулся я поздно, и теперь мне нужно было облегчиться по-крупному, и открытое окно для этого не подходило. Я спустился по черной лестнице, как велела тетя Джулия, слыша женщин на кухне.

Подвал меня удивил. Он оказался совсем не гнездом ползучих насекомых, как я представлял. Комната была выложена плиткой, в ней ярко горел свет, и стояло устройство, о котором я слышал, но никогда не видел, – электрическая стиральная машина с катками для отжима. В Линкольнской школе одежду и белье стирали вручную трудами девочек-учениц. Мокрые вещи развешивали сушиться на улице на длинных веревках, даже в самые сильные морозы, отчего под конец работы девочки часто плакали из-за сильно замерзших пальцев на грани обморожения. В подвале у тети сушилки, сейчас пустые, стояли в три ряда. Я рассудил, что места на них достаточно, чтобы развесить все простыни со всех кроватей в доме. Нет необходимости вешать что-либо снаружи на морозе или в день вроде сегодняшнего и беспокоиться, что дождь все испортит.

К моему великому облегчению туалет был чистым, современным и в нем даже имелась небольшая душевая. Когда я вышел, Долорес закладывала стирку в бак стиральной машины. Она повернулась, лицо без косметики было по-прежнему хорошеньким. На самом деле даже лучше.

– Доброе утро, соня, – сказала она.

– Доброе.

Она оглядела мою одежду.

– Это когда-нибудь стирали?

– Очень давно.

– Я так и поняла по запаху. Если ты спал в этом, то, наверное, мне следует постирать и твою постель.

– Не спал.

– Снимай одежду, и я положу ее вместе с остальным.

– Мне больше нечего надеть.

Она улыбнулась, будто мой ответ показался ей нелепым, и сказала:

– Жди здесь, солнышко.

Через несколько минут она спустилась с розовым махровым халатом.

– Можешь ходить в этом, пока все не высохнет.

Я разделся в душевой. Долорес была не выше меня, и ее халат пришелся мне впору. Она взяла мою одежду и бросила в бак стиральной машины, который был наполнен горячей водой с мылом и уже трясся.

– Пусть стирается. Голодный?

– Да, мэм.

– Мэм? Черт, я не намного старше тебя. Почему бы тебе не принять душ? Потом поднимайся на кухню.

На кухне, когда я вошел, было оживленно. Несколько женщин, все молоденькие, как Долорес, большинство до сих пор в ночных сорочках, готовили завтрак. Я решил, что это какое-то женское общежитие. Я слышал, что такие есть в больших городах. Молодые женщины отнеслись ко мне, как старшие сестры, и это было приятно, а потом я сидел с ними за большим столом в столовой, и мы вместе ели. Некоторые блюда были мне знакомы: яичница, ветчина, тосты с клубничным джемом, – но еще были кукурузная каша и жареные зеленые помидоры, которых я раньше не пробовал и моментально влюбился.

– Завтрак всегда такой? – спросил я.

– Раньше у нас была кухарка, – сказала одна из девушек, рыжеволосая Вероника.

– Но нам пришлось ее отпустить.

– А также прачку и горничную, – добавила Долорес. – Проклятая экономия. – Она посмотрела на Моник. – Всего десять клиентов вчера, да? Хуже, чем в воскресенье.

– Все из-за грозы, – ответила Моник.

Долорес посмотрела в окно на дождь, который все еще лил, делая утро унылым.

– Если так будет лить, то сегодня будет не лучше.

Вошла тетя Джулия, и разговоры прекратились. Мне было ясно, что она занимала в этом доме исключительное положение. Она явно удивилась, увидев меня, и обвела стол вопросительным взглядом.

– Он проснулся, и я его пригласила, – сказала Долорес.

– А халат?

– Мой, – сказала Долорес. – Его одежда в стирке.

Тетя Джулия посмотрела в окно на мрак и сырость.

– Я надеялась сходить с тобой за покупками сегодня, Одиссей, но боюсь, с таким дождем придется подождать. Дамы, – сказала она, занимая единственный пустой стул за столом, – сегодня день домашних дел.