Этика Спинозы как метафизика морали

Что касается начал всякого зла, которое люди причиняют друг другу, то они обнаруживаются в тех различиях, задатки которых заложены в ординарной природе человека. Тождество разумной природы, о которой уже шла речь, составляет основание сходства всех людей между собой, а вот различия их начинаются там, где переменчивая человеческая сущность подвергается воздействию могущественных и чрезвычайно многообразных внешних причин. Ими обусловлены аффективные состояния нашего тела и ума. При этом существует столько же видов одного и того же аффекта, сколько существует видов тех объектов, со стороны которых мы подвергаемся воздействию (IV 33). Особенностью аффектов является то, что они выражают частный, или модальный

, аспект человеческой природы, это как бы симптомы приватного бытия каждого индивидуума, его уникальное лицо. Но, кажется, этот неповторимый профиль каждого эмпирического субъекта моральной жизни не вписывается в этический идеал Спинозы, который покоится на общности или тождестве разумного начала в людях (ratio). Поэтому и выходит так, что чем больше будет в каждой из человеческих персон своеобразия, обусловленного ее аффективной природой, тем более она отдалится от унифицированного совершенства разумной добродетели.

В определенном смысле индивидуальность, или ее эмпирическая сущность, может рассматриваться как ущерб ее идеальной сущности, выраженной в определении вещи (Политический трактат, II 2), поскольку эмпирическая природа (сущность) любого индивидуума представляет собой продукт его взаимодействия с многообразной средой, от которой человек зависит. Если бы не эта переменчивая и подверженная внешнему влиянию компонента человеческого существа, то неизменная разумная самость

(сущность или природа) могла бы считаться единственной, т. е. адекватной причиной всех производимых человеком действий. Таким образом, можно сказать, что истоком зла для человека выступает нетождественное, различное и иное, а носителем и выразителем его является аффект.

4.14. Объективные основания моральных атрибуций

На основании всего вышесказанного может сложиться впечатление, что определения добра и зла во многом утрачивают объективное содержание и в значительной мере становятся плодом интенций человеческого ума, или, шире, что они оказываются соразмерными прежде всего специфическим состояниям человеческой природы. В частности, можно вспомнить тезис, согласно которому «мы ничего не желаем потому что оно добро, но, наоборот, называем добром то, чего желаем» (III 39 схол.). Действительно, в данном случае смысл этих фундаментальных категорий морального бытия приобретает особые, человеческие коннотации, и они уже выступают как обозначения волюнтативных расположений морального субъекта, как характеристики присущих ему стремлений (conatus, voluntas, appetitus, cupiditas). Этот особый интерес этической дисциплины к человеческому началу в моральной жизни можно считать следствием антропологического поворота, случившегося в практической философии Нового времени. Но в нем можно увидеть и некий извод определенной схоластической традиции, оставляющей за волей Творца мира все значимые приоритеты в определении любых качественных характеристик бытия, в том числе и его моральных атрибуций¹⁴. В этом случае Спиноза вводит в процесс конструирования субстанциального универсума определенного рода волюнтативный оператор,

выраженный в понятии могущества (potentia) Бога. Эта способность субстанции к производству из самой себя многообразного мира модусов отображается в человеческой воле как в ее частном подобии. Ведь, по словам Спинозы, стремление (conatus) всякой отдельной вещи пребывать в своем бытии выражает известным образом «могущество Бога (potentia Dei), в силу которого Он существует и действует» (III 6). Могущество Бога, о котором идет речь, выражается также в терминах силы (vis), которая совпадает с порядком природы и отлична от своеволия. Можно сказать, что тот же порядок природы транслирует эту божественную силу в бесконечное множество вещей бесконечно многими способами, она воспроизводится через каузальную цепь в модальном пространстве и реализуется в стремлении каждого отдельного человека быть самим собой, даже если это стремление мотивировано не только адекватными, но и неадекватными идеями.