Этюды о конце света. Как умирала империя и рождалась Европа

Первым «ударом» по нему был эдикт о веротерпимости 362 года – Юлиан II уравнивал христианскую церковь в правах со всеми остальными, лишал привилегий. Но в то же время он возвращал из изгнания христианских епископов, сосланных за несогласие с «генеральной линией партии» или «еретические взгляды». И одновременно обещал большие выгоды тем, кто готов отречься от христианства.

Следующим шагом была школьная реформа. Юлиан взялся сам утверждать кандидатуры профессоров в школах и поставил вопрос: как могут преподавать Гомера, Гесиода, Демосфена, Геродота и других античных писателей те, кто отвергает их воззрения? Таким образом, он фактически лишил христиан права преподавать риторику и грамматику. Более того, христиане ставились перед выбором – получать образование языческое или не получать его вовсе (в официальных школах).

Недружественная политика?

Конечно! Юлиан и не скрывал своей антипатии к религии тех, кто погубил его семью.

Но император не пошел ни на какие крутые меры, ничего не запретил, никого не сослал и не казнил. Да, были некоторые эксцессы с осквернением христианских храмов в ответ на фанатичные выходки христиан. Но это не запреты и не гонения.

Кроме того, называть Юлиана II отступником в принципе неправомерно – он никогда не поддерживал политику своего кузена, с которым находился всю жизнь в глухом конфликте (а в определенный момент и в явном), он с рождения не видел от представителей церкви ничего хорошего (разве что, дискуссии с Григорием Богословом и Василием Великим принесли ему интеллектуальное наслаждение), он никогда не называл и не считал себя христианином.

Так в чем же и на каком основании его обвиняют христианские писатели – представители в идеале самой мирной и терпимой религии?

Юлиан погиб во время персидского похода.

Сначала ему сопутствовал успех. Он захватил несколько стратегически важных городов и крепостей персов, нанести им серьезные поражения. Но потом удача отвернулась от императора. Он не смог взять Ктесифон, хотя, обманув ложными маневрами царя Шапура Великого, подступил к самому городу и захватил укрепленный лагерь персов на крутом берегу Тигра. Затем у армии истощилось продовольствие, они вынуждены были отступать по сложной местности в условиях постоянной нехватки еды и фуража.

В этих обстоятельствах Юлиан проявил себя с лучшей стороны – лично следил, чтобы продуктами обеспечивали в равной мере все армейские части, не пожалев даже припасов для императорской кухни.

Самолюбивый, обожающий успех и похвалы, грезивший о возрождении величия империи и лаврах нового Августа, Юлиан, конечно же, очень сильно переживал свою неудачу (правда, неудачу относительную, царь Шапур готов был заключить мир с Римом на весьма почетных условиях, послы должны были явиться к императору как раз в день его гибели).

Относительно того, что именно произошло в тот роковой день, есть несколько версий.

Точнее, самого факта ранения в неожиданно возникшей стычке никто не оспаривает. Известно даже, что Юлиан вступил в бой, защищенный одним лишь щитом, не надев доспехов, и получил смертельную рану копьем в печень.

Вот как описывает это непосредственный свидетель событий Аммиан Марцеллин:

«…Вдруг император, который в этот момент вышел немного вперед для осмотра местности и был без оружия, получил известие, что на наш арьергард неожиданно сделано нападение с тыла.

3. Взволнованный этим неприятным известием, он забыл о панцире, схватил в тревоге лишь щит и поспешил на помощь арьергарду, но его отвлекло назад другое грозное известие о том, что передовой отряд, который он только что оставил, находится в такой же опасности.

4. Пока он, забыв о личной опасности, спешил восстановить здесь порядок, персидский отряд катафрактов совершил нападение на находившиеся в центре наши центурии. Заставив податься левое крыло, неприятель стремительно стал нас окружать и повел бой копьями и всякими метательными снарядами, а наши едва выдерживали запах слонов и издаваемый ими страшный рев.