Шаммары завоевали Джебель в XVII в., дав ему свое имя и выдвинув из своей среды правящую династию — сперва эмирский дом Алидов, а в 30-х годах XIX в. — Рашидидов. Численность шаммарского населения эмирата Рашидидов определялась, по разным данным, в 20–30 тыс. оседлых и 15–90 тыс. кочевников. Нешаммарское оседлое население, считавшее себя потомками древнего племени бени тамим, намного превосходило шаммарское, кочевое же было очень нестабильно, и вообще зависимость его от Рашидидов оставалась в значительной мере номинальной[488]
.За несколько столетий существования раннефеодального эмирата шаммаров в нем стали возникать территориальные, экономические и политические условия для формирования известной общности различных групп населения. Пастбища, традиционно закрепленные за отдельными подразделениями кочевников, могли перераспределяться эмиром. Кочевники регулярно поддерживали торговые связи с одними и теми же оазисами эмирата. Им было запрещено грабить и облагать данью оседлых; и те, и другие должны были платить налоги (закят). Два из четырех основных подразделений южных шаммаров осели на землю бок о бок с исконно земледельческим населением. Укреплялись горизонтальные инфосвязи: в оазисах и кочевьях зачитывали одни и те же письменные приказы эмира, оседлые и кочевники соприкасались в военных ополчениях и гостевых покоях эмирского дворца, где в 1880-х годах ежедневно находилось до 200 человек[489]
. Распространялся шаммарский диалект[490], размывались границы племенных и соплеменностных особенностей материальной, соционормативной и духовной культуры[491]. Все это говорит за то, что в Джебель-Шаммаре, являвшемся оседло-кочевнической системой, складывавшейся в социальный организм, складывалась и зачаточная форма народности, которую можно определить вслед за Ю.В. Бромлеем[492], как социально-этническую область (ЭСО-аспект) и протонародность (этнико-аспект).Однако Джебель-Шаммар был формирующимся, а не сформировавшимся социальным организмом. Периоды его политической самостоятельности перемежались с периодами зависимости от недждекого эмирата Саудидов; периоды относительно прочного контроля над кочевыми, в том числе и шаммарскими, группами — с периодами их возраставшей автономии. Эмиры без особой нужды не вмешивались во внутренние дела кочевников, которые продолжали управляться своими шейхскими династиями и судиться не столько по шариату, сколько по собственным адатам. Девять десятых своих доходов эмирская казна получала с оседлых и лишь одну десятую — с кочевников. При серьезном недовольстве политикой эмира южные шаммары откочевывали (правда, обычно на время) в Ирак, на земли северных шаммаров — джарба. При этих условиях кочевые шаммары Джебеля были, если не самостоятельным социальным организмом, то во всяком случае суборганизмом и соответственно этносоциальным суборганизмом. То же относится к их общности как этникосов — наполовину джебельской, наполовину вообще шаммарской, т. е. предполагающей общность всех шаммаров от Джебеля до северного Ирака. Все эго явственно сказывалось в их двойном этническом самосознании — частью феодально-областническом, частью соплеменностном. При присоединении в 1921 г. Джебеля к государству Саудидов многие шаммары бежали к тем же джарба. Один из них говорил Р. Монтаню: «Я не вернусь на родину до тех пор, пока там будут господствовать иноземцы… Пусть мне предложат даже земной рай, я откажусь, так как признаю только наших князей — ааль Рашидов»[493]
.Сходными типами этносов в аналогичных же условиях были многие так называемые племена южного Ирана, и в частности — одно из самых крупных здесь — кашкайцы. Кашкайцы были объединены своими правителями-ильхани в XVIII в. и до конца первой четверти XX в. сохраняли более или менее полную независимость от иранского правительства, по большей части совершенно ему не подчиняясь, и лишь временами, ослабев из-за внутренних распрей, признавая суверенитет шаха. Бывало, что ильхани распространяли свою власть и на соседние некашкайские племена. Численность кашкайцев варьировалась в пределах от 12–15 тыс. в начале XIX в. до 30 тыс. в конце первой четверти XX в. Состав пяти основных подразделений кашкайцев (дарешури, шешбулюки, кашкули, амале и фарсимандан) так же не был стабильным, так как из-за голода или внутренних неурядиц десятки тысяч человек откочевывали в другие области или оседали на путях собственных перекочевок. Оседание происходило на протяжении всего XIX в.; по данным середины XX в., половина кашкайцев продолжала кочевать, половина осе ла на землю. Таким образом, в целом кашкайцы под властью своих ильхани были оседло-кочевнической системой в формирующемся социальном организме.