Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

Нерич почувствовал, что продолжать разговор в таком тоне нельзя, – он может легко обернуться против него и выставить его перед Марией в нелестном свете. «Она, кажется, считает меня вертопрахом. Нужно быть настороже». Чувствуя себя стесненным, Нерич с преувеличенным вниманием вел машину. Он прибавил скорости. Почти весь путь до «Амбаси» они молчали. Нерич чувствовал, что Мария не спускает с него глаз, и это его нервировало. Он поминутно давал сигналы, менял скорость, переключал свет. «Она изучает меня, – преследовала его навязчивая мысль, – и это чертовски неприятно. И особенно неприятно сегодня».

В вестибюле ресторана Нерич помог своим дамам снять пальто и снова исподтишка оглядел Марию. Теперь она показалась ему грубоватой, физически сильной девушкой. Нерич высказал предположение, что она занимается спортом.

– Вы угадали, я когда-то увлекалась спортом, – подтвердила Мария.

Она поправила перед зеркалом свои гладкие, коротко подстриженные волосы, и Нерич подумал, что она со вкусом выбрала прическу: подстриженные волосы были девушке к лицу. В зеркале он опять увидел ее глаза, спокойно и внимательно наблюдавшие за ним. «Что ей от меня нужно?» – подумал Нерич с досадой.

Вошли в зал. Милаш опасался, что его дамы не умеют себя держать в обстановке ресторана и он окажется смешон рядом с этими милыми, но растерянными простушками. Но его опасения рассеялись. Мария чувствовала себя свободно. Легкой походкой прошла она между столиками, не обращая внимания на ресторанных посетителей. Божене передалась уверенность подруги, она безотчетно подражала ей. «Они очень непринужденны, – должен был сознаться Нерич, – и, кажется, способны произвести впечатление, особенно Божена».

Столик Неричу уступил какой-то белобрысый, долговязый мужчина. Нерич покраснел, – это был Обермейер. Гестаповец, поклонившись, пересел за соседний столик и развернул газету.

«Как в театре, – со злостью подумал Нерич, – дирижер уже на месте. Сейчас начнется спектакль».

Однако начать спектакль было не просто. Чувствуя наблюдателя, Нерич сбился с тона. Непринужденность исчезла. Стройный разговор не налаживался, Нерич стал задавать вопросы. Божена отвечала односложно: да, нет. Мария улыбалась и рассматривала ногти на пальцах. В ее улыбке Нерич чувствовал иронию. Он положительно терял присутствие духа. Как мальчишка, он нетерпеливо ждал, когда подадут вино и все станет легче и проще.

Ужин был изысканный – Милаш хотел блеснуть перед Боженой. Но девушки, казалось, не оценили ни его забот, ни вкуса. Нерич разлил вино и поднял бокал.

– За сегодняшний вечер!

Мария перевела взгляд с Милаша на Божену.

– Почему же именно за сегодняшний?

«Кажется, можно начинать штурм. – подумал Нерич. – Что ж, попробуем».

И громко, чтобы услышал Обермейер, произнес:

– За исключительный вечер в моей жизни!

Скрытое волнение Милаша сейчас же передалось Божене. Все это, начиная с приглашения в «Амбаси» и кончая неуверенными интонациями в голосе Милаша, было странно. «Он какой-то непохожий сегодня, – раздумывала она, мелкими глотками отпивая вино и нежно глядя на Милаша. – И говорит загадками. Он чем-то встревожен. Неужели у него неприятности?»

– Божена! – с какой-то настойчивостью сказал Милаш. – Скажите мне, я не ошибаюсь, считая Марию самым близким для вас человеком?

Она взглянула на Марию и кивнула головой.

– Да, вы не ошибаетесь. Отец и Мария…

– Но отца нет в Праге. Я надеюсь, что по его возвращении мы вот так же проведем вечерок за бокалом вина, – сказал Нерич с прежней значительностью.

При упоминании об отце Божена опустила глаза и поставила бокал на стол. Рука ее дрогнула, красная капля вина сбежала на скатерть. Мария покосилась на Божену, та поспешила поднять бокал и улыбнулась, но так грустно, что Марии стало больно.

– Ну, ну… все будет хорошо, – сказала она бодрым голосом. – Дядя Ярослав скоро вернется. А теперь… что же, пьем за сегодняшний вечер?

– За исключительный, за особенный вечер для меня и для Божены, – несмело добавил Нерич.

Обермейер собирался закурить, но его рука с зажженной спичкой в пальцах остановилась в воздухе. Он прислушался. Это не ускользнуло от внимания Нерича: «Насторожился, – враждебно усмехнулся он. – Кажется, тебе, приятель, надо запастись терпением».

– Что это значит, Божена? – не поняла Мария. – У тебя есть от меня тайны?

– Я ничего не знаю, – искренне ответила Божена.

– Это верно, Божена еще ничего не знает, – поспешил сказать Милаш. – Но…

– Опять «но»! – рассмеялась Мария. – Весь вечер какие-то загадочные недомолвки. В этом, кажется, и заключается его особенность.

«Закадычная подружка показывает коготки, – отметил Нерич. – Не пора ли выкладывать козыри?»

Божена, не скрывая тревоги, следила за Неричем, за его то рассеянным, то испуганным взглядом, за жилкой, которая вздрагивала на щеке, за напряженно сжатыми губами. Вот он встретился глазами с Марией. Божене показалось, что она прочла в его взгляде отчаяние.

– В вашем присутствии, Мария, я осмеливаюсь просить руки Божены…