Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

– Мне дано обещание, что в будущем я буду счастлив, – сказал Нерич веско. – Обещание – это задаток.

И снова он поднял бокал.

– Опять за сегодняшний вечер? – спросила Мария.

– Да, за сегодняшний вечер и за такой же вечер в будущем. – Нерич повернулся к Божене: – Когда пройдет гроза… Не правда ли, Божена?

– Да, – ответила Божена, вложив в улыбку всю свою нежность. – После грозы.

В ресторане становилось людно. Зал жужжал и звенел, как улей. Всё новые женщины и мужчины появлялись в дверях и, громко разговаривая, смеясь, проходили к столикам. «Здесь никогда не скучают, – подумала Божена. – Каждый вечер приносит им новое веселье. Они, наверное, не знают ни несчастья, ни тревог. И они не боятся грозы. А мы ждем, мы мучительно ждем ее».

Перед глазами Божены встал отец, каким она видела его в последний раз в подвале Морганека, – худой, обросший бородою и суровый. «Иди, тебя не должны здесь видеть», – так он ей сказал. И она ушла, а ей так хотелось хоть немножко побыть с ним, найти для него ласковые, любящие слова… Он сейчас, наверное, прячется в своем темном подвале, а она здесь, в зале, залитом огнями… И ей приятно среди этого шума и веселья.

Играл джаз. На полированном полу отражались ноги танцующих. Свету было так много, что он слепил глаза. Толпа праздных мужчин и женщин двигалась, говорила, смеялась. Нерич опять разлил вино по бокалам. Он заметно охмелел. Веки его немного припухли. Он был похож сейчас на ребенка, которого посадили на карусель и дали ему в руки конфеты, – он счастлив и сладостно отдается своему счастью. «Ему здесь хорошо, – с горечью подумала Божена, – это его мир».

– Выпьем! – крикнул Нерич, ставя перед Марией и Боженой новые бокалы.

– Кажется, нам больше не за что пить, – сухо ответила Мария.

– А мы выпьем за ничто… За неизвестность… За пустоту. – Он засмеялся, в глазах его, чуть помутившихся, засветился тусклый огонек. – Сегодня нам весело. Какой смысл думать о страданиях мира? Божена, вы согласны со мной?

Божена с недоумением смотрела на него. Она не знала, что сказать, Нерич пугал ее.

– Мы вбили себе в голову, что распоряжаемся своей собственной судьбой. Какой вздор! И вот вам доказательство: сегодня я собирался стать женатым человеком, а судьба сказала мне: «Нет, ты еще долго будешь холостяком». – Он залпом выпил вино. – Иногда мы даже не подозреваем, что над нами занесен меч… и спокойно болтаем о милых пустяках. Но вот угроза минет, и мы, может быть, никогда не узнаем о том, что стояли у порога смерти! – Нерич высказывал мысли, значения которых не могли понять ни Божена, ни Мария. Но для Милаша они имели свой смысл. – Божена сказала сегодня, что идет гроза… Да, гроза надвигается. Но пока она еще не разразилась, давайте дышать полной грудью и веселиться… В этом есть что-то прекрасное. Пусть перед грозой последний раз сверкнет солнце, а потом… тьма, вечная тьма.

– Что вы говорите, Милаш? – тревожно спросила Божена.

Он повернул голову и задержал на Божене удивленный взгляд.

– Я говорю о нашей жизни. О человеческой жизни вообще.

Мария прикоснулась к Божене рукой:

– Может быть, мы поедем?

– Да, конечно. Милаш, проводите нас.

Нерич хотел удержать их, но вдруг смирился и только вздохнул.

Они прошли через зал среди грохота джаза, гула голосов и шаркающих ног, – веселье в «Амбаси» было в полном разгаре. В вестибюле чувствовалась прохлада. Мария подошла к зеркалу и поправила волосы. На нее смотрело усталое, грустное лицо. «Тебе совсем не весело, – сказала она себе. – Давай условимся, девчурка: больше ты сюда никогда не приедешь».

Божена и Милаш ждали ее у выхода.

Глава двадцатая

1

Погода стояла прескверная: ветер, сбивая мутные, свинцовые облака, остервенело мотал их по небу. Дуло в каждую щель машины. Хлопья мокрого снега залепили лобовое стекло. Но приподнятое настроение Нерича не падало. Он мчался из Праги в Карловы Вары. Видимо, нервное напряжение последних дней разрядилось. В кармане у него лежала депеша из Белграда. В ней ему предлагалось немедленно покинуть Прагу, перебраться в Будапешт и там ждать дальнейших указаний. Нерич ликовал: к черту неприятности Праги! Наконец-то он развяжется с Обермейером и станет тем, кем был до осени прошлого года.

Загнав машину в гараж, он даже не зашел домой и прямиком направился к Обермейеру. Никогда он так не стремился показать гестаповцу очередную депешу из Белграда.

«Затея с моей женитьбой сорвалась, – рассуждал Нерич. – Отношения наши не очень-то ладились, а теперь мы и вовсе расстанемся. Интересно посмотреть на выражение твоего лица, долговязый альбинос, когда ты прочтешь депешу».

Обермейер сидел, навалившись грудью на круглый стол, на котором была разостлана топографическая карта Европы. Он исследовал через лупу западную часть Чехословакии. Появление старого друга не вызвало в нем и тени радости. Отложив в сторону лупу и упершись острыми локтями в стол, он отсутствующим взглядом посмотрел на Нерича и коротко буркнул:

– Это ты?

«А кто же еще, свинья паршивая», – едва не вырвалось у Нерича. Но он сказал непроницаемо:

– Если не ошибаюсь, то это действительно я.