Это небо (ЛП)

Я бросил сестру со Смитом в больнице и теперь лечу по автостраде. По небу плывут пушистые облака. Мелкие полоски света падают на лобовое стекло и бьют по глазам. В любой другой день мне бы это понравилось. Но сегодня все не так. Сегодня моя мать умерла от передозировки.

Я часто моргаю, пытаюсь заострить внимание на мысли: «Мать мертва».

Поверить не могу, что все закончилось вот так: посреди ночи, на холодном полу, в окружении таблеток и порошка, рассыпанных вокруг головы, как ореол из блестящего снега.

Какая жалость.

Что за чертова жизнь?

Руки опять трясутся. Оттого что я колочу по рулю, ладони краснеют, а все, что выше запястий, дрожит от тупой боли. Я на автопилоте. Я понимаю, куда приехал, только когда паркуюсь, даже не заморачиваясь тем, чтобы поставить машину прямо. Я прижимаюсь лицом к приборной панели и тяжело вздыхаю, смахивая на слона, пытающегося перевести дух.

Вынимаю ключ из замка зажигания и выбираюсь из машины. От хлопка дверцы дрожит рука и звенит в ушах. Иду я быстро, а пока поднимаюсь по лестнице, слушаю стук шагов. У двери сжимаю руку в кулак, свешиваю голову на грудь и дважды стучу.

Понятия не имею, что я скажу. Я знаю лишь одно: мне нужно быть рядом с Джеммой. Нужно видеть ее лицо, чувствовать кожу, убедиться, что она существует.

Щелкает замок, поворачивается ручка, трясется дверь. Передо мной стоит Джули, а вдалеке работает телевизор. Она упирает руку в бок и говорит:

— Готовься.

— Что?

Готовиться к смерти матери? Готовиться к иглам вины и облегчения, пронзающим ребра? Так-то поздняк метаться.

— Она с антихристом, — морщится Джули.

Я и хочу знать, и не хочу.

— С Реном?

Джули поджимает губы. Она отводит взгляд и кивает.

Мозг отключается, становится густым и жидким, как твердеющий цемент. Понятия не имею, что сказать. Да и что тут скажешь? Эбби ушла из жизни. Джемма с бывшим. Я не могу ни злиться, ни обижаться. Нет у меня такого права. У меня вообще ничего нет.

— Они разговаривают, — добросердечно сообщает она.

«Разговаривают?» Слово поражает меня, как удар кувалды. Меня мотает, красные, фиолетовые и синие точки вспыхивают перед глазами. Я зажмуриваюсь, жду, пока цвета впитаются в тонкую кожу век и просочатся в мозг. Когда я открываю глаза, мир выглядит иначе — израненным и чуть ли не сонным. Так бывает, когда плотная пелена облаков закрывает солнце.

Я тру лицо и на ватных ногах разворачиваюсь, чтобы уйти. Джули меня останавливает.

— Лэндон, — зовет она, подходит ко мне и двумя пальцами касается спины.

С резким вздохом я поворачиваюсь к ней лицом.

— Да?

Голубые глаза полны сочувствия. Она кривит губы.

— Не переживай, ладно? Джемма не поведется на лапшу, которую он пытается повесить ей на уши. Она все понимает. — Джули понижает голос: — Ты ей нравишься.

В голове вспыхиваю образы: выцветшая черная футболка группы «Тайфун», розовые щеки, мягкая синяя ткань касается кремовых бедер, веснушчатая кожа сияет в солнечном свете, блестящие каштановые волосы цепляются за мои пальцы, голые бедра виднеются под холодными шелковыми простынями, глаза словно серебристые звезды.

— Передай ей…

Я умолкаю. Джули ждет.

Сердце замирает, падает быстро и тяжело, как камень, брошенный в черные волны. Вспоминаю, каким в последний раз видел лицо Эбби. Вспоминаю, как зубами измельчал в пыль маленькие белые таблетки. Вспоминаю, как держал Джемму за руку, пенистый прилив касался наших ног, ее слова звучали в ушах. Все это кажется таким далеким. «Сначала была только вода».

— Что угодно, — возвращает меня в настоящее Джули.

— Передай спасибо за забвение.

Джемма

Наверное, излишне уточнять, что после ухода от Рена я была под кайфом, да таким, что всем кайфам кайф. К телу будто подключили оголенный провод, я стала супергероиней.

Всю дорогу до дома я скакала на цыпочках и визгливо смеялась, как смеются дети, пускающие мыльные пузыри или бегающие мимо разбрызгивателей.

Вполне возможно, пару раз ударом каратиста я разрезала воздух с криком: «Кия!» Я представляла, как прыгаю с высокого здания (в хорошем смысле), потом спасаю младенцев из горящих домов и останавливаю экспресс голыми руками.

Но как только я вошла в квартиру, Джули передала мне загадочное послание от Лэндона, и я подумала: «Все гнило в Датском королевстве».

Пока Джули все объясняла, сердце от ужаса падало.

Лэндон не мог решить, что я вернулась к Рену, да?

Ответ прост.

Конечно, мог.

Лэндон мог решить что угодно, ведь вчера, когда он спросил, чего я хочу, я ничего толком не объяснила.

На минуту я откровенно запаниковала. Подумывала смыться — взять шмотки, Уибита и в самом деле начать поиски цирка.

Затем я отбросила эти мысли, вспомнила все, что узнала за последнее время, и попыталась ему позвонить. Гудки все шли и шли. На сообщения не было ответов. Лэндон трубку не брал, а вот Клаудия взяла и рассказала мне об их матери.

Это было два часа назад.

С тех пор я езжу и проверяю каждое место, которое приходит в голову: «Тетю Золу», Пойнт-Лому, вафельную, скейт-парк у Оушен-Бич, потому что однажды он о нем говорил, «Таргет» в Клермонте, потому что три дня назад я видела чек на кухонной стойке.