Это небо (ЛП)

Я оказываюсь на пустом пирсе и обдумываю, куда ехать дальше. В жуткой тишине стучу пальцем по центру руля, сосредотачиваюсь на дребезжащем звуке. Кусаю губы, отгрызаю тонкие, как бумага, лоскуты кожи.

«Думай. Думай. Думай».

Мысленно прокручиваю время, проведенное с Лэндоном, минуты, дни и ночи сливаются воедино, образуют компактную картину, которую можно изучить. Все как на ладони: заправка, падение со стула в «Тете Золе», кладовка, где мы чуть не поцеловались, утро во дворе. Помню, в тот день он сказал: «Ты вроде бы немного растерялась». Думаю о пурпурном небе, занимающемся рассвете, яркости его глаз. Думаю о том, что уже тогда между нами что-то изменилось, только мы этого еще не знали.

Я бросаю взгляд в зеркала, выкручиваю руль влево и еду на север. Еду и еду. Еду, пока мир не заканчивается, не падает с песчаного утеса в волнующийся Тихий океан.

Я понимаю, что напугана, только когда вижу машину Лэндона, криво припаркованную между чахлыми пальмами и мусорным баком.

Я плачу. Горячие слезы льются в ладони. Я смеюсь. Плачу потому, что насочиняла всяких ужасов. А смеюсь потому, что у нас есть шанс все исправить.

На улице ветрено, но не холодно. Оставляю обувь на заднем сиденье и бегу по дорожке к каменистому пляжу, где встречаются воздух и вода. Когда я одолеваю последний поворот, ветер усиливается и поднимает сухой песок. Я вытираю глаза и скручиваю волосы в пучок.

Еще не стемнело, и я быстро его нахожу. На брейке стоят пять серферов. Они довольно далеко, но я сразу различаю Лэндона. Он стоит на коленях, спиной ко мне, взгляд обращен на запад. Его подсвечивают последние проблески дневного света — нежно-синие, сереющие, как поношенная джинса.

Спуститься к береговой линии и решить, что делать дальше, я не успеваю: поднимается волна. Растущая тень на фоне темнеющего горизонта по мере приближения к брейку набирает скорость.

Лэндон поворачивает голову и ложится на живот. Двигает руками. Напрягается всем телом и располагает ноги в нужном положении. Хотя я знаю, что так будет, но все равно кайфую, когда он запрыгивает на доску и поворачивает в сторону. Он, быстрый и гибкий, грациозный и мощный, скользит к волне.

Я сажусь на мокрый песок, подтягиваю колени к груди и смотрю, как он летает и выписывает зигзаги. Я жду, что он наклонит голову вправо и заметит меня. Я жду, что он поднимет плечи — сигнал узнавания отдается в спине, как удар по бас-барабану. Я жду, что он согнет ноги при повороте носа доски в сторону берега. Ко мне.

Унимаю нервозность, встаю с песка и иду ему навстречу.

С подбородка капает вода. Он несет одну из своих досок. Темные волосы зализаны назад, мокрые ресницы похожи на паучьи лапки. В глазах виднеется боль.

— Привет, — шепчет он, вытерев рот.

— Привет, — говорю я, будто ничего не случилось, будто случилось все и сразу.

Лэндон с глухим стуком кладет доску. С минуту мы глядим друг на друга. Сердце трепещет, как крылья колибри, я думаю: «Ну и что дальше?» Несколько часов я думала только о Лэндоне, сейчас же, стоя перед ним, я чувствую себя беспомощной. План не заходил дальше поисков.

— Клаудия рассказала мне о вашей маме, — со вздохом импровизирую я.

Лэндон стискивает зубы. Он кивает и с вызовом смотрит на меня.

— Джули рассказала мне про Рена.

— Ну да. — Я осмеливаюсь подойти ближе. — Дело вот в чем, — заговариваю я твердым голосом, — я знаю, много всего случилось, но я не хочу этого делать.

Лэндон приоткрывает рот — он совершенно меня не понял.

— Нет-нет, — качаю я головой и размахиваю руками. Исправила, называется. — Я не то… — глубоко вздыхаю, пробую еще раз, — я не хочу этого делать. — Я выделяю слово «этого», но он все равно не понимает. — Я не хочу терять то хорошее, что успела найти! — кричу я, словно то, что я повысила голос, прояснит мои намерения. Пульс головокружительно учащается. — Я больше не хочу бояться. Не отталкивай меня из-за того, что тебе больно. Понимаешь, о чем я? — Он не шевелится, и я продолжаю: — Я не хочу, чтобы все закончилось из-за глупого недопонимания. Не хочу клишированного киношного момента, где мы расходимся в разные стороны и разбираемся в себе, а фоном играет инди-музыка. Я… я не могу… я этого не хочу.

Я опять рыдаю, черт, я реально рыдаю. Не могу сдержаться. Не день, а что-то с чем-то.

Лэндон отводит глаза. Фирменным жестом он запускает пальцы в волосы и судорожно вздыхает. Спустя целую вечность он говорит:

— Скажи, чего ты хочешь.

У меня нет ответов на все вопросы, но на этот вопрос ответ есть.

— Я хочу тебя, — тараторю я. Как только заявление слетает с языка, в груди разливается облегчение. Я вижу именно то выражение лица, на которое надеялась, подхожу ближе и продолжаю: — Я хочу обязательств.

— Со мной? — с недоверием и благоговением спрашивает он, печальные темные глаза широко раскрыты, как зевающий рот.

— Нет, с Уайтом, — шучу я. — Конечно, с тобой. Хочу обещаний и ожиданий. Хочу внутренних шуток. Хочу сигналов руками, и прошлого, и будущего. Всего.

— Сядешь рядом со мной в кабинке? — удивляется он.

— Вообще-то нет. — Глаза все еще мокрые, зато губы складываются в улыбку.

— Цветы?