Это самое

Тебе, влюбленному туземнов салатно-золотой стог сена,завидую, тишайший колорист!Полуоттенки гомеопатичны,но как врачует наши души птичьитвоей аптеки полновесный рис!Куда мне, живодёру-аллопату!Теория моя – сплошной изъян,а инструмент походит на лопату,которой роют худшую из ямс Иеронимом-Питером на пару(вот мой изобразительный пределПрекрасного)… А ведь и Ренуару

иное уступить бы не хотел!..

Памяти 1960 года

Если и мажут синяк, то зелёнкой, а называют ушибом. Мама в мутоновой муфте и чешских румынках. Отец оглушительно пахнущий «Шипром». Чук и Гек. И загадочные Гэс и Тэц.

Как воспитанный мальчик, «спасибо» скажи, если дядя на улице вдруг угостил барбариской. Но конфету не ешь, а в карман положи. А как дядя уйдёт, сразу выбрось её, заражённую язвой сибирской.

Дед в кашне и тужурке. Медуза оранжевая абажура. Мечта о торшере. Шатучий стол и анализ стула. Розовощёкий кудрявый дядя-Лёва-мотоциклист и тётя-Муся, на всякий случай пьющая чагу и что-то от глист.

Рисую про войну. Бабка зачёркивает свастику у пылающего фашиста: это нельзя рисовать!.. А когда начну петушиться: мол, можно и нужно – иначе наш подобьет нашего, – страдает моё ухо. И под буги-вуги соседей отправляюсь к бабушкиному Богу, в Угол…

Волк в волчьей шкуре

И переодетым хочу я сам сидеть среди вас…

Ницше. Так говорил ЗаратустраУвидя волка в драной волчьей шубеи волчьей маске из папье-маше,– Mon cher! – ему сказал я, – с удивленьемгляжу на Вас. Верней, на Ваш костюм.Что Вас подвигло вырядиться так?

Ведь овцы Вас и за версту признают.Но воздавая искренности Вашей,бараниной едва ли угостят.Добро бы Вы натуру преломилии к вегетарианцам подались.А так… я, право, недоумеваю,к чему весь этот псевдомаскарад?..– Ах, юный друг! – ответствовал бирюк(а был меня моложе лет на десять), —Я тоже неприятно удивлён.Такая лень и неуменье думатьв вопросе Вашем… Впрочем, сделав скидкуна юность и неопытность, скажу.

Любой баран (и Вы тому пример!)прекрасно знает про обыкновеньеволков ходить на дело, обрядясьв мутоновые шубы и дублёнки.А потому любой баран, завидяв родной отаре чуждое руно,немедленно тревогу поднимает.Он помнит про данайского коняи потому с опаскою взираетна каждую паршивую овцу,её переодетым волком числя.И тем скорее движется к концу!..Я выхожу из лесу не таясь.Небрежным жестом маску поправляю.

Одёргиваю шубу. Но ступившага четыре – встану и стою,как вкопанный, на облако уставясь.Зачем, Вы говорите? А затем,чтобы баран от первого испугаоправясь, мог спокойно осмотретьи грубую картонную личину,и молью израсходованный мех.И убедившись в том, что перед нимне натуральный волк, но в маскарадномкостюме волка Некто (а комукак не овце рядиться в шкуру волчью?) —заблеяв, по горам и по доламон сам ко мне направится, баран!

Поэт