Читаем Это самое полностью

Ах, кукушка, ах, сивиллатощих северных лесов,до сих пор гнезда не свилаи язык твой не отсох!И незваный гость лесногогосударя, рад я сноваслышать птичий голосок,что не низок, не высок.С Богом Ветхого Заветанет ни сходства, ни родства,но опять «ку-ку» из ветокраздаётся – раз и два.Раз кукушка. Два кукушка.Что затихла? Продолжай.Препустая повестушка,но, сказать по правде, жаль,если устно и печатно
сообщат про твой финал.Будет грустно и печально,будто сам и распинал.Ну-ка, птичка, три-четыре!Ещё много-много раз!Я, как вор в своей квартире,и на доброе горазд.И приникнув к амбразуре,я хочу – как большинство —видеть золото в лазури,но не пулемётный ствол.Пять… благодарю покорно.Шесть… спасибо, ждать не ждал.Семь… во всё кукушье горло.Восемь… девять… Божий дар…Десять… Нет, пожалуй, хватит.Вот уже который срок
сменщик пьян – сижу на вахте,трон не больно-то высок.Стерегу «Доску почета»,стены, крышу, что течет, далужу желтую в меже,там, где пол. Где «М» и «Ж».Птица, нет бы вам уняться,нет бы посидеть молчком.Восемнадцать… девятнадцать…двадцать… Партия. Очко!Из долины – с пыла, с жара —всяк в прохладу норовит,где в снегах Килиманджарокараулит нас плеврит).Перевал лежит в тумане.Красота – как в синема.Тяжек воз воспоминаний,
лошадиных сил – нема.Руки-ноги онемели.За душою – кирпичи.Не томи, не мучь, не медли, —ты всё пела? Замолчи!..

«В тупике истории гражданской…»

В тупике истории гражданской,где-то между небом и землей,в паузе меж холею и таской,кем-то между птицей и змеей,я (de facto разорвали волки,но de jure будучи в щенках)кой-какие подвожу итоги.А они – меня. Да еще как!Что я делал? Разведу руками.Небеса чухонские коптил.Да еще двумя-тремя строками
городской фольклор обогатил.Достигал, возможно, и вершин.Впрочем, не цитирую, неловко…И поочередно пережилЛермонтова, Пушкина и Блока.1993

«Полузатопленный дом-корабль…»

Полузатопленный дом-корабль.Полузабытый гневливый Богнедотопил его, недокаралзатем, чтоб я видеть могкрысу, бегущую по волнамлужи: не знаю – от нас ли, к нам?Ибо как раз параллельно окнузверок не идет ко дну.90-е

Памяти художника Сергея Щеголева

1. На смерть юного Чаттертона

Перейти на страницу:

Все книги серии Петроградская сторона

Плывун
Плывун

Роман «Плывун» стал последним законченным произведением Александра Житинского. В этой книге оказалась с абсолютной точностью предсказана вся русская общественная, политическая и культурная ситуация ближайших лет, вплоть до религиозной розни. «Плывун» — лирическая проза удивительной силы, грустная, точная, в лучших традициях петербургской притчевой фантастики.В издание включены также стихи Александра Житинского, которые он писал в молодости, потом — изредка — на протяжении всей жизни, но печатать отказывался, потому что поэтом себя не считал. Между тем многие критики замечали, что именно в стихах он по-настоящему раскрылся, рассказав, может быть, самое главное о мечтах, отчаянии и мучительном перерождении шестидесятников. Стихи Житинского — его тайный дневник, не имеющий себе равных по исповедальности и трезвости.

Александр Николаевич Житинский

Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика / Стихи и поэзия / Поэзия
Действующие лица
Действующие лица

Книга стихов «Действующие лица» состоит из семи частей или – если угодно – глав, примерно равных по объёму.В первой части – «Соцветья молодости дальней» – стихи, написанные преимущественно в 60-70-х годах прошлого столетия. Вторая часть – «Полевой сезон» – посвящена годам, отданным геологии. «Циклотрон» – несколько весьма разнохарактерных групп стихов, собранных в циклы. «Девяностые» – это стихи, написанные в 90-е годы, стихи, в той или иной мере иллюстрирующие эти нервные времена. Пятая часть с несколько игривым названием «Достаточно свободные стихи про что угодно» состоит только из верлибров. «Сюжеты» – эта глава представлена несколькими довольно многострокими стихами-историями. И наконец, в последней главе книги – «Счастлив поневоле» – собраны стихи, написанные уже в этом тысячелетии.Автору представляется, что именно в таком обличье и состоянии книга будет выглядеть достаточно цельной и не слишком утомительной для возможного читателя.

Вячеслав Абрамович Лейкин , Дон Нигро

Драматургия / Поэзия / Пьесы

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия