Они вышли к светлой, затянутой лиловатым мхом мочажине, которую разрезал пополам ручей. Сильнее, чем падалью, пахло серой, но Генка опять повел носом и показал в дальний угол.
— Там вроде. Вон и кукша вылетела.
Мох зыбился под ногами, и Эля уцепилась за спутника. Тот усмехнулся:
— Не робей. По нашим местам трясин нету… Черт, верно ведь, лось!
Между двух сосенок на краю мочажины Эля увидела не лося, как ожидала, а клочья свалявшейся серо-коричневой шерсти, несколько некрупных костей с присохшими к ним размочаленными сухожилиями. То, что походило на лося — голенастые, все еще одетые серой шкурой ноги, соединенные голым позвоночником, и голова зверя, — лежало поодаль. Серая, ссохшаяся шкура на ногах, гладкая, как бы прилизанная, так разнилась от раскиданной кругом шерсти, длинной и грубой, что Эля решила: наверное, длинная шерсть принадлежит медведю, а не лосю.
— Г-гад! — сквозь зубы процедил Генка.
— Что он, линял, да? — спросила Эля.
— Кто?
— Ну, медведь.
— А-а, медведь ни при чем.
— А шерсть? Вот эта, коричневая?
— Сохатый это, — сказал Генка. — Такой зверина пропал зря! Пойдем. Теперь тут… долго нечего делать. Испорчены теперь грязи.
— Слушай, ты переведи на русский язык!
— Ну, понимаешь: не будут сюда звери ходить, пока пропастиной пахнет.
— А зачем им ходить сюда?
— Так ведь грязи же! Вроде как солонцы.
— Насчет солонцов что-то читала. Пойдем.
— Эх! — Качая головой, Генка в последний раз посмотрел на остатки лося.
— Жалко, — равнодушно согласилась Эля и потянула его за рукав. — Пойдем.
Сергея Сергеевича они застали все в той же позе. Вздохнув, он поднялся, подергал рюкзак за лямку, вздохнул еще раз и попросил Генку:
— Вы мне помогите его надеть, пожалуйста…
— Ладно вам, — нелюбезно сказал Генка, махнув рукой. — Хоть хариусницу донесите до места.
Сергей Сергеевич виновато опустил голову.
Заполошный старшина, которому Петр успел-таки объяснить кое-что насчет родителей и квалификации, опоздал оттянуть в "борозду" хвост "матки". Перед шиверой последние плоты вовсе развернуло лагом, и оба красных бакена отправились считать камни. Главное, на обоих только что переменили батареи, а батареи Мыльников давал туго, точно из своего кармана.
— Сука! — сказал Петр про старшину. — Лишь бы проскочить шиверу, а что людям горбатиться потом — наплевать!
Он пришел за Генкой и за Матвеем Федоровичем — устанавливать бакены на месте сбитых "маткой". Вчера Генка заходил к нему поговорить, но Петр пиликал на гармошке, прижимаясь к ней ухом. Это значило, что Петр пьян, и Генка решил, что нужного разговора все равно не получится. Он посмотрел, как Клавка вытирает чистой тряпкой — куда чище, чем рушник возле умывальника — аккордеон. Клавка, приходя к Дьяконовым, уши прожужжала, что вытирает пыль с аккордеона, словно только этим и занималась. Аккордеон стоял на специальной полочке в углу, застеленной вышитой крестиками скатеркой, а над ним висел образ какого-то святого. В святых, конечно, никто не верил, но медный оклад образа, если его потереть золой, блестел не хуже аккордеона. Теперь Клавка не считала нужным тереть святого золой.
Сегодня Петр был совершенно трезв.
— Может, старые бакены поймаем? — спросил его Матвей Федорович.
— Один вроде в прилук понесло. А один вместе с наплавом, в шивере. Черта его добудешь оттуда, из камней!
— Сколь уже бакенов потеряли! — сокрушенно вздохнул Матвей Федорович, подвязывая деревяшку.
— Больше не будем терять, — уверил Петр. — Поставим на входе самоотводящийся. Про который инженер говорил.
— Точно, — обрадованно подхватил Генка. — В "Пособии путевому мастеру" есть про самоотводящиеся. На двух якорях, да? Если сорвет с основного якоря, бакен ко второму на длинном сторожке учален. Сплывет по течению, и все.
Петр кивнул.
— Такой самый. Только якоря и одного хватит. Просто на двух сторожках надо ставить. На коротком и на длинном запасном, метров в полсотни. И чтобы от рабочего бакен отцеплялся, если навалит плот. Тогда запросто его назад притянуть можно.
Подмостив жерди, чтобы легче было сбрасывать тяжелые якоря и наплавы, загрузили лодку. Один якорь и один наплав с прикрепленным к нему бакеном — сверху, на помост. Второй комплект — пока на днище, чтобы лодка не потеряла остойчивости.
— А свет? — спросил Генка.
— Третьим заходом поставим. Давай заводи!
— В шивере не разворачивайся смотри! — предупредил Петр. — Груз высоко лежит, в два счета вывернет.
— Я сам рулить буду. — Матвей Федорович, руками помогая деревянной ноге, перешагнул через наплав, пробрался на корму. Мотор заработал на холостом, Петр шестом отпихнул лодку.
— С богом! — кивнул Матвей Федорович, и Генка включил сцепление.
Спустившись ниже шиверы, развернулись против течения. И сразу шивера кинула на тяжело груженную лодку не только пляшущие дикую пляску валы, но и всю стремительность катящейся навстречу реки.
Матвей Федорович безбоязненно усмехнулся, сплюнув за борт.
— Ништо!
Крикнув сыну, чтобы сбавил маленько обороты, надежно встремив свою деревяшку в щель сланей, не выпуская руля, он поднялся в рост — высматривал ему только ведомое место, где ставить бакен.