И всё же Этта при всём старании не услышала в ушах биения пульса, а задержав дыхание, обнаружила, что дышать ей больше не требуется. Она и
– Кто это со мной сделал? – спросила она, изо всех сил стараясь не плакать. Она не помнила, чтобы какой-нибудь волшебник напал на неё и убил. Но хотела знать, кого винить.
– Чары, – ответила доктор Митили. – Так было и с нами, когда нам удавалось сбежать.
– Это чары притащили меня обратно? Сделали меня… такой, как вы?
– Да, призраком, – ответил Уго. – Теперь мы наконец можем открыть тебе всё.
– Ну, то есть всё, что нам известно о магии, – уточнила доктор Митили.
Этта потрясённо уставилась на них. До сих пор призраки не могли ничего рассказывать о заклятии. Нельзя упускать такую возможность… если только забыть о том, какой ценой эта возможность досталась.
– Ну… ну ладно, – сказала она, стараясь отделаться от ощущения, что стены смыкаются вокруг неё в нежеланном объятии. Может, надежда ещё не потеряна? Может, она решила, что стала призраком просто из-за своей склонности из всего устраивать драму, как всегда про неё говорила матушка. – Рассказывайте. И всё без утайки.
Глава 27
– Заклятие наложено давным-давно, – начала доктор Митили. – Я провела тут тридцать лет, и я вовсе не старожил. Эта честь принадлежала Табите, которая уже сама со счёту сбилась, сколько прожила в поместье. Однако сейчас её уже с нами нет. Вот она знала кое-кого из тех, кто попался в ловушку первыми. Они рассказывали, что приехали сюда лет восемьдесят назад. То ли они снимали дом, то ли работали на тех, кто его снимал… Даже досадно, но толком мы не знаем. И спросить уже не спросишь, потому что они совсем истаяли. Но, думаю, Табите верить можно.
– А кто наложил заклятие? – спросила Этта. – И что вы имеете в виду под словом «истаяли».
– То, что в конце концов происходит тут со всеми. – Доктор Митили вытерла ладони о белый халат, точно избавляясь от доказательств ошибки в химическом эксперименте. – Мы стали призраками, но не умерли до конца. Со временем мы постепенно выцветаем и… исчезаем. Почему? Этого я так и не смогла определить. И кто это с нами сделал? Без сомнения, могучий чародей, но от него не осталось никаких следов, никаких примет, кроме самого заклятия. Причина, по которой оно было наложено, тоже так и осталась для меня неясной, как и средства, которыми оно поддерживается. Любым активным чарам требуется… за неимением лучшего слова, скажем так: топливо… но мои эксперименты на магическом эфире особняка так и не выявили никакого определённого источника этого топлива. Оно словно бы здесь во всём… Но по образованию я не специалист в сверхъестественных науках. Точно мне удалось установить следующее: действие чар ограничено домом и поместьем вокруг и они подчиняются правилам, которые мы узнаём методом проб и ошибок. Ты нарушила одно из них. Вот почему ты теперь тут.
– Тем, что я пыталась сбежать?
– Нет, – сказала Олив. – Тем, что тебе это удалось. Пытаться мало. Надо и в самом деле выбраться за пределы поместья.
– Альманах тоже нарушил правила, – сообщила доктор Митили. – Но он оставался на территории поместья, так что для него последствия нарушения другие.
– Я хотел предупредить вас обоих, – сказал Уго, – но не смог.
– Это ещё одно правило, – пояснила доктор Митили. – Но вы уже и сами это поняли. Заклятие не даёт нам рассказывать правду за пределами этих стен, но во всём прочем не обращает внимания на то, что мы говорим.
– Ты крайне сообразительная барышня. – Голос у мистера Паркера оказался ровно таким звучным, каким ожидаешь услышать голос дворецкого. – Изначально я возлагал основные надежды на Альманаха, но ты не отставала от него ни на шаг. Возможно, вам вдвоём и удалось бы добыть избавление, о котором мы так мечтаем…
– Ну-ну, – перебила леди Симона, – откуда ж ей было знать.
– И в самом деле, – поддержал лорд Найджел. – Нас на каждом шагу сдерживали превосходящие силы.
– О да, и внутренние разногласия тоже не помогали, – встрял Сайлас.
– Ну, в этом-то мы знаем, кого винить, – кисло сказала Олив.
– Помедленнее, пожалуйста! – Этта вскинула руки.
– Просим прощения, – произнёс Уго совсем как взрослый. – Я понимаю. Тебе слишком о многом хочется узнать.