Это ужасное поместье

– Что чары с ней сделали? – прорычал он сквозь стиснутые зубы. Но, разумеется, доктор Митили не могла поведать ему ничего полезного.

– Пфа-а-а! – излив давно копившуюся в душе тревогу быстрым досадливым возгласом, он сбежал по лестнице и начал обшаривать дом во второй раз, заглядывая под кровати, в шкафы и чуланы – на случай, если Этта где-нибудь прячется или же где-нибудь спрятана против воли. Но не нашёл ни следа.

Сквозь нарастающую панику прорезался голос логики. Если Этты нет в доме, значит, она где-то снаружи. Выскочив за дверь и высоко поднимая над головой масляную лампу, которую он нашёл во время недавнего обыска глубокой кладовки, Альманах обошёл вокруг дома, а потом рванул к сараю, где наконец обнаружил следы пребывания девочки.

Самой Этты там не оказалось, но она явно побывала там раньше. Инструменты были передвинуты, а часть их пропала. На торчавшей проволоке Альманах нашёл клочок ткани из платья Этты.

Куда же она отправилась отсюда – и зачем ей понадобились инструменты? Собиралась ли она что-то чинить… или сломать? По спине у мальчика пробежала холодная дрожь, словно его макнули в ледяную ванну. Ворота.

Он бросился бежать, не обращая внимания на хлеставшие его ветки и попадающиеся под ноги корни. В голове мелькали воспоминания о последних минутах, которые они с Эттой провели вместе. Она сердилась, не хотела общаться… а до того, в библиотеке, он усомнился, что список как-то связан со спрятанными в подвале предметами. Этта и виду не показала, что у неё есть ещё какой-то план, но, судя по всему, она его придумала. И как только закончила с библиотекой, похоже, сразу же и ушла.

В темноте впереди замаячили ворота. Отблески огня лампы играли на холодном металле. Ворота по-прежнему были закрыты, но у подножия мальчик разглядел инструменты, которыми, судя по всему, пользовались совсем недавно.

Подойдя ближе, он заметил на завитушках ворот обрывки всё той же ткани. По другую сторону ворот валялся разодранный мешок – мальчик почти мог дотянуться до него через прутья. А невнятные отпечатки в грязи рядом при внимательном рассмотрении оказались следами ботинок и уводили в темноту, прочь от ворот. По ту сторону.

Альманах ахнул от потрясения – с немалой долей чувства, что его предали. Этта сбежала. Без него!

Глава 25

Он не знал, сколько простоял, глядя в темноту. В голове бушевал вихрь мыслей, разобраться в которых Альманах и сам не мог. Какой-то частью души он был рад, что Этте удалось выбраться. Другой – надеялся, что она вернётся. Третьей части хотелось бессвязно вопить в темноту от злости. Четвёртая, самая прагматическая часть, прикидывала расстояние до упавшего мешка по ту сторону ворот. Удастся ли дотянуться до него ломом и самому тоже перелезть, как перелезла она?

Почти механически он поднял лом и подгрёб к себе мешковину. Однако ткань оказалась разодрана на полосы и уже ни к чему непригодна. Но ещё более пугали обнаружившиеся на лоскутах липкие пятна крови. Этта ранена – и теперь где-то там, во тьме, одна-одинёшенька. Как знать, может, при смерти!

– Этта! – закричал он, рупором приставив ладони ко рту. Закричал со всех сил, срывая горло. – Ты цела?

В кустах за спиной что-то зашелестело. Сердце чуть не выскочило у Альманаха из груди. Он вихрем развернулся, но это оказался лишь Сайлас, полускрытый зарослями папоротника.

– Её тут нет, парень, и теперь ты уже никак ей не поможешь. Ступай лучше в дом.

– Но она ранена! Вдруг я ей нужен.

– Сейчас ты не в том состоянии, чтобы кому-нибудь помогать. Посмотри только на себя! Помойся. Поешь. Ложись спать. Утро вечера мудренее.

Он говорил правду. Альманах до смерти устал и был неимоверно грязен. Попытайся он сейчас залезть на ворота, почти наверняка допустил бы какую-нибудь роковую ошибку, даже и без всяких помех со стороны чар.

Кроме того, теперь он догадывался, что произошло: Этта отвлекла на себя заклятие, пока он копал. А теперь никаких отвлечений не будет. Остались только чары и он – и Альманах не питал иллюзий по поводу того, кто победит в этой схватке.

– С ней всё будет хорошо? – спросил он.

– Время покажет, – промолвил садовник.

Альманах вздохнул и принялся заворачивать инструменты в изодранную мешковину. Сейчас он их в сарай не понесёт, но нельзя же оставлять их валяться просто так. Если пойдёт дождь, они заржавеют, куда это годится?

Не без усилия подняв тяжёлый груз, он поплёлся обратно в дом и зажёг плиту, чтобы вскипятить воду. Казалось, на это потребовалась целая вечность – что дало мальчику время поразмыслить обо всём, что пошло сегодня не так, а ещё о том, как пуст и тих стал особняк без Этты. Уго с Олив пытались вовлечь его в разговор, но слова их звучали как-то невыразительно, точно они тоже на что-то отвлекались. Очень мило, конечно, что они попытались, но до Альманаха сейчас было не достучаться. Этта его бросила. От такого не отвлечёшься!