Это внутри

— Дина, я клянусь, что теперь сам буду отвозить Эбби домой. Я должен был подумать об этом раньше…

Дина покачала головой, любуясь темнокожими мальчиками. Их горячие речи вызывали в ней умиление и желание защитить этот девственный огонь, который по мере взросления так легко превращается в пепел.

— Скажи, откуда эти пышные слова, Дэйви? — подмигнула Дина.

— Мы с мамой читаем поэмы о рыцарях… Ланселот. И Роланд... — Дэвид смутился и покраснел.

Чак закатил глаза.

— Я рада, что у нас есть такие друзья, — Дина присела между ними и сгребла мальчишек в охапку, прижимая к себе. — Ну, а теперь хотите лимонаду?

***

Маргарита вернулась домой поздно вечером и обнаружила дверь в комнату сына распахнутой настежь. Джереми без одежды спал глубоким сном на неразобранной кровати. Марго вздохнула, набросила угол одеяла на его голую спину, послушала ровное дыхание и ушла к себе, тихо прикрыв дверь.

Таккер лежал на цветном надувном матрасе, глядя на звезды. Они казались нереально яркими, их острый свет резал глаза. Ладонь, опущенная в стылую воду бассейна, ловила скользкие листья, похожие на плавники дохлых рыб. По телу пробежала дрожь, Таккер брезгливо стряхнул с руки холодные капли и повернул голову. На этот раз отключились все, и гораздо раньше обычного, на разбросанных шезлонгах лежали силуэты, издалека казавшиеся причудливыми тенями в свете огней дома.

Таккер лениво подумал, что мешать траву с алкоголем было не лучшей идеей. Ноэль лежала рядом, белки глаз жутковато блестели из-под длинных ресниц. Таккер попытался сесть, и чуть не свалился в воду. Голова кружилась так, что он счел за лучшее вернуться в исходное положение. Достать телефон было нелегко, экран переливался сотней слепящих сполохов, Гарсиа поморщился и ткнул в кнопку.

— Лукреция, будь добра, — простонал он по-испански, — принеси нам одеяла, иначе к утру тебе придется убирать десяток обледенелых трупов.

Пожилая работница опустошила кладовку и укрыла хозяйских гостей теплыми пледами, заботливо вынув из ослабевших рук бутылки и тлеющие сигареты. Спящие, они казались совсем другими, лица расслабились и наполнились светом, как у малышей в Рождественскую ночь.

Лукреция багром подтянула матрас с Таккером и Ноэль к берегу и набросила на них тяжелое теплое покрывало, снятое с хозяйской кровати. Постояла, глядя на расплывающиеся отражения огней в воде, поеживаясь, запахнула кофту и ушла в дом. Огни погасли, остались лишь звезды, перемигивающиеся в далеком ночном небе.

***

Луч, пробившийся из-за плотных черных штор разрубил надвое комнату придорожного мотеля. Луис открыл глаза и сел. Электронные часы со следами скотча на разбитом экране показывали одиннадцать утра. Он потер небритую щеку — солнечная полоса оставила на лице жгучий след. Впускать дневной свет не хотелось, Луис знал, что именно увидит. Небрежно покрашенные стены дешевого номера, паутину в углах, разбросанную одежду, очередную пару стройных женских ног, выглядывающую из-под одеяла, и ленту бесконечной дороги за окном. Так же, как и вчера, и позавчера, и неделю назад. Менялся цвет гостиничных стен да убывал баланс на счету, а в остальном картина наводила на мысль, что Луис прожил уже семнадцать персональных “дней сурка”*, и изменений не предвидится.

Он любил путешествовать, выполняя очередное задание, плыть в гуще людского потока. Глядя на проходящих мимо, сливаясь с фоном, Луис острее ощущал несхожесть с серой массой, катящейся по мелким житейским делам. К тому же находясь в незнакомом месте под вымышленным именем, можно было не опасаться дурной молвы. Где живут, там не гадят, а Фернандес с шестнадцати лет не жил нигде. Впрочем, слишком темных хвостов он за собой не оставлял, пара сломанных носов и несколько женских лифчиков в мусорном ведре не в счет.

Луис бесшумно оделся и выскользнул из номера. Ему не хотелось ни умываться, ни есть, только уехать, уехать как можно дальше. Вид мелькающих за окном городов создавал иллюзию, что Луису вот-вот удастся оторваться от преследования, и эта надежда, хрупкая, как мыльный пузырь, мешала ему сойти с ума. Он прекрасно понимал, единственное, что гонит его вперед — это тщетное желание сбежать от самого себя.