Это всё ты

На все согласна, несмотря на то, что сердце останавливается, едва рот Яна прижимается к моему. Замирает каждая клетка. В томительном предвкушении, конечно же. Рывок, влажная спайка, и открывшиеся реакторы начинают детонировать.

Он не кусает, как обещал. Целует. Но целует так торопливо и жадно, что не следи я за этими движениями, разъединимся и потеряем контакт. Однако так получается, что я отражаю каждый выпад Яна, словно кто-то заранее нашептывает, что собираются творить его настырные губы, его безумный язык… Весь его бесстыдный рот.

Просто я сама такая же свихнувшаяся. От любви и тоски.

Обнимая Нечаева, повисаю на нем. Едва его ладони забираются под пуховик и сжимают мои ягодицы, вздрагиваю. Но не смею сопротивляться. Внизу живота тотчас жар раскручивается. Центр управления смещается. Раздает по венам кипяток и раскидывает сигналы именно этот огневорот. А когда Ян подхватывает, отрывая от земли и заставляя обвить свои бедра ногами, и вовсе вся жизнь между моих ног сосредотачивается. Все еще стыжусь этого, но уже не прихожу в ужас.

– Ах… – захлебываюсь сладострастным волнением, когда Нечаев целится в мою промежность твердым пахом.

Откидывая голову, дышу часто и отрывисто.

– Прости… С тобой я сам не свой… – глухо шепчет он, сжимая еще крепче. С таким исступлением, что у меня невольно выступают между ног те самые аномальные осадки. Я стону, а Ян покрывает поцелуями шею. – Весь твой… Схожу с ума, Ю…

Он оставляет следы, чувствую это. Но остановить его не могу.

– Мне сегодня было так страшно… – выталкиваю я, заикаясь и всхлипывая. И именно этот страх сейчас выплескивается, трансформируясь в нечто бесконтрольное, оголтелое, очень сильное. – Ты был занят? Не мог ответить?

– Угу… – толкает мне в шею. Шумно втягивая ноздрями воздух, нюхает меня. Яростно трепещет. И, наконец, кусает. Несколько раз, так сильно, что у меня в глазах темнеет, а больно становится в животе. Шею просто немножко жжет. А там внизу – все выкручивает и полыхает. Пока Ян не отрывается, начиная зализывать мои раны. Между делом поясняет: – Не один был, зай. Да и… Ты оглушила меня. Блядь, да буквально нокаутировала! Я же тоже не железный, Ю. Мне понадобилось время, чтобы переварить. Прости, что заставил волноваться. Я сам чуть не откинулся, клянусь.

– Понимаю, – шепчу я.

И нападаю на него… Обхватывая ладонями лицо, оставляю на щеках, подбородке, губах, носу, бровях и глазах лихорадочные поцелуи. Мне так хочется. Я не могу сдержаться. Даже когда Ян начинает ежиться и смеяться. Чувствую, как на его коже выступают мурашки. Понимаю, что ему не столько приятно от моих детских ласк, сколько щекотно, но тормознуть свой порыв неспособна.

– Ах-ха-ха, – выдает он, когда чмокаю прямо в ухо. – Черт, Ю… Звенит!

– Прости… Я тоже не в себе.

– Вот бы мне побывать в тебе, – задвигает он совершенно нагло с хитрой ухмылкой, вгоняя меня в краску.

– Я-я-ян… – все, что додумываюсь вытолкнуть, тогда как он опускает меня на ноги и со смехом целует в губы.

– Пойдем проветримся, Ю.

Ничего возразить не успеваю, как Нечаев уже тянет меня к проспекту. Перебежав через пешеходный переход, мы направляемся в центр города.

Задорная музыка, сверкающая елка, горячий перекус и ароматный капучино делают свое дело. Расслабляясь, я раскрепощаюсь. Щеки пылают непрерывно, но это не голое смущение. Это настоящее удовольствие.

Счастье в моменте. Здесь и сейчас. Невзирая ни на что.

Смеюсь над шутками Нечаева. Позволяю себя целовать так часто, как ему этого хочется. И сама его тоже целую. Робко и неловко, но все же… Ян каждый раз замирает и смотрит из-под ресниц так взбудораженно, что мне за секунду без всяких теплых напитков жарко становится. Он и вовсе после этих поцелуев выглядит так, словно пьянеет, хотя алкоголь мы не употребляем.

– Да ну нафиг, Ю, – смеется Нечаев, когда я прошу его подойти к лотку с различными украшениями из натуральных минералов. – Идем в нормальную ювелирку, зай.

Он замолкает, когда узнает женщину-продавца, похожую на цыганку. Пока я настороженно придерживаю карман, в котором лежит телефон, шепчет мне в ухо:

– Эта старуха припаренная. Бабка Лии Фильфиневич.

Напрягаю память, чтобы вспомнить, о ком речь.

– Что желаете, молодежь? – усмехается женщина, выступая из-за прилавка и обтирая руки о длинные юбки.

– Да не бойся, – смеется мне в ухо Ян. – Она тебя не обчистит. Может только приворот, отворот, понос, еще какое-то заклятие навести. Испытано на Филе.

– Ян, – возмущаюсь, толкая его в бок локтем.

– Так что вам? – повышает голос бабушка.

Вздрагиваю и смотрю на нее во все глаза.

– Покажите нам какие-нибудь символы любви в виде амулетов, – выпаливаю.

– Гранатовые пули, – небрежно указывает на продолговатые и остроконечные багровые камни, держащиеся на простеньких, но толстых черных канатах. – Гранат – камень любви и страсти.

– Что за бред? – выдыхает Ян приглушенно.

– Дайте два! – восклицаю я.

Нечаев столь же пренебрежительно фыркает. Однако, поймав руку, которой я собиралась достать деньги, категорично заявляет:

– Я заплачу.

Забираем амулеты, благодарим старушку и спешно проходим по Дерибасовской дальше.