Ева

Герман фиксировал детали вокруг себя: тщательно прорисованных черных ящерок на перламутровых ногтях Натальи — по одной на каждый лепесток ногтя. Расползающуюся стрелку на колготках Саши. Отражение трехрожковой люстры в чае — чашку Саша поставила рядом с Германом на прикроватную тумбу. Горошины на чашке. Он отмечал все, что происходило вокруг, но, как ни пытался, не мог осмыслить то, что видел. Будто потерял способность откликаться эмоциями, чувствами на происходящее. Наталья и Саша помогли ему снять мокрую одежду, уложили в кровать с металлическими завитушками и укрыли одеялом. И Герман тут же провалился в сон. Это он-то, страдающий жестокой бессонницей большую часть своей жизни.

Очнулся он глубокой ночью. Сначала обманулся: ну и сон ему приснился! Потом накатила тошнота — нет, не приснилось. По позвоночнику побежала дрожь. На столе белела чашка с холодным чаем, чай будто был сделан из той же тьмы, что плавала в комнате, покачивая душными тяжелыми боками. Герман надел подсохшие джинсы и рубашку, открыл дверь и направился к седьмому номеру. Постучал. Подергал ручку, снова постучал — тишина. Отойдя на несколько шагов, с одного удара выбил замок. Номер был пуст и уже убран — все следы пребывания Ломакиных исчезли.

Спустился на ресепшн. За стойкой — никого. Часы на стене показывали без пяти четыре. Он подождал немного — никто не появился. Нажал на звонок — в ответ ничего, ни шороха, ни звука шагов. На столике, за которым днем сидел загорелый толстяк, стояли две пепельницы, плотно заполненные бычками, пепел серел и на зеркальной черной поверхности столика. Герман выбрал пару длинных бычков. Курить хотелось страшно, а свои сигареты он где-то вчера потерял. Направившись к двери, заметил на столике у входа пачку «Вечерки». Взял верхнюю газету, расправил под горящей в ночном режиме лампой — с передовицы на него смотрела смеющаяся Ева. Прежде чем прочитать заметку, Герман передернул плечами, огляделся: вокруг — ни звука, так пустынно и безжизненно, что у Германа мелькнула мысль: может, это он умер, а не Ева?

«ЖЕНА МОСКОВСКОГО БИЗНЕСМЕНА УТОПИЛАСЬ НЕДАЛЕКО ОТ БАЛАКЛАВЫ», — прочитал он заголовок под тусклым светом, заморгавшим от волнения, забившимся, затрещавшим, точно бабочка крыльями, но быстро успокоившимся. «Олег Ломакин, — говорилось в заметке, — бизнесмен, основатель компании 

“ML Marine Moscow”, опознал жену в женщине, которую поисковая группа нашла утром 23 октября недалеко от Балаклавы. Накануне вечером в море была обнаружена пустой пропавшая моторная яхта, принадлежащая компании “ML Marine Moscow”

. Ева Ломакина оставила прощальную записку. Олег Ломакин заявил, что с женой у него были прекрасные отношения, она была не только любимой подругой, но и товарищем по бизнесу, и он не представляет, что могло толкнуть ее на такой поступок. Ломакин, впрочем, отметил, что в последнее время Ева выглядела подавленной, уставшей, он надеялся, что осенний Крым, куда они приехали по делам компании, развеет ее хандру. “Я очень любил Еву, не представляю, как вынесу все это”, — признался Ломакин. При разговоре с журналистами бизнесмен не скрывал слез. После необходимых процедур Олег Ломакин увезет тело жены в Москву, где и похоронит».

Герман скомкал газету, бросил ее на пол. Выйдя на улицу, направился во дворы, побродил там в надежде прикурить у кого-нибудь. Но во дворах никого не было — только собаки спали под фонарями. Собаки никак не прореагировали на Германа, лежали, не шевелясь, будто мертвые. Поплутав, Герман свернул куда-то, уперся в заросли — какая-то птица поднялась над его головой и улетела, возмущенно хлопая крыльями. Герман принялся продираться сквозь заросли, но они всё не кончались, становились только гуще и всё больнее хлестали и царапали. Он решил повернуть назад, но вышел из зарослей отчего-то не во двор недалеко от гостиницы, а на узкую улочку. На ее высокую правую сторону вела лестница, поблескивавшая лунным лаком. Из каменных ваз торчали мочалки умерших цветов. До Германа донеслись голоса. Может, удастся-таки прикурить? Он добрался по ступенькам почти до самого верха лестницы, как вдруг узнал один из голосов:

— Что вышло, то вышло, — произнес голос Олега Ломакина. — Глотни еще, успокойся.

— Но я не понимаю… как… я ведь не такая! — Женский всхлип разорвал темную ткань густого воздуха.