Пришло время ужинать. Иисус восхищался и ароматной грудинкой, и рассыпчатым печёным картофелем, и бесхитростным салатом из огурцов и безвкусных помидоров. Они выпили третью бутылку шампанского. Одна тема разговора сменяла другую, от Кустурицы к конституции, от конституции к капустному супу. Два путника, они жаловались друг другу на всё несправедливое, что постигло их на дороге друг к другу. Стрелки скользили по циферблату и корчили им смешные рожицы, но они пили чай, варили кофе, разогревали жаркое и вновь его ели, пока не оказалось, что скоро рассвет.
В шесть утра он поднялся и ушёл. Катя упала в постель и моментально уснула. Он разбудил её нетерпеливым звонком. «Я хотел сказать спасибо за то, что ты есть. Я никогда ещё не встречал таких, как ты», – произнёс Иисус в трубку. «Каких – таких?» – спросила Катя. «Трудно сказать. Настоящих. Русских», – ответил он.
Катерина немного поспала, а в полдень он вновь появился на её пороге. Дождь прошёл, озолочённый солнцем сад торжествовал. Иисус предложил убрать листья под огромными клёнами, и она, конечно, согласилась. Пока он, скинув куртку, орудовал граблями в саду, Катя пекла тонкие блинчики и невольно любовалась им через окно. На него было приятно смотреть; работал он грациозно, ритмично, с большой охотой. Когда он закончил, блинчики были готовы, и Катя угощала ими Иисуса, посыпав их сахаром с корицей, потому что ни варенья, ни мёда в доме не было.
Она выставила его за полчаса до счастливого возвращения сына.
Дни шли, а он всё приходил и приходил. Он являлся без звонка, неизменно, в девять, потому что знал, что Катин сын засыпает в половине девятого. Третьего декабря она получила скромную зарплату и сразу купила подарки – сыну – новую книжку, а Иисусу – его любимый торт из французской кондитерской. Двадцать восемь долларов, которые она заплатила за торт, были для неё тогда чуть ли не состоянием, – столько же стоили пять замороженных куриц, которых бы хватило ребёнку на целый месяц. Столько же стоил набор конструктора «Лего», который она обещала купить сыну, столько же стоили три пачки сигарет, которых бы хватило ей почти на три недели, или две упаковки кофейных зёрен, или же четыре пачки акварельной бумаги.
Катя с радостью отдала эти деньги за торт для нового верного друга, который был со нею в эти дождливые, скупые на тепло и ласку осенние дни.
Катерина видела, что он тоже одинок и тоскует. Ей было ясно, что он ходит к ней греться, как бродячий пёс находит для себя утешение в чужом тёплом подъезде. Впавшие скулы, усталые круги под голубыми глазами, – Катерине казалось, что этому человеку так же одиноко и холодно, как и ей. Они совсем не подходили друг другу, но люди, видевшие их вместе, восклицали – «какая красивая пара».
Он говорил, что ждал двадцатого декабря, чтобы уехать в Москву. Там его, вроде, ждала девушка; он иногда рассказывал о таинственной красавице, дочери дипломата, будто бы влюблённой в него без памяти. Катя слушала его рассказы о ней невнимательно. Кто знает, была ли девушка, или, может быть, он просто набивал себе цену. Некоторые мужчины любят так поступать иногда: они думают, что заставят ревновать и этим вызовут прилив нежности. Катерина не ревновала. Таких мальчишек у неё могло быть сколько угодно.
Она вдруг похорошела; начала встречать его с накрашенными ногтями, гладкими ногами, распрямив длинные волосы. Он начинал ей нравиться. В том, что она нравилась ему, сомнений не было. Как Катя могла не нравиться?
Десятого декабря выпал первый снег. Катерина достала из лиловой коробки с новогодними украшениями алых стеклянных птичек и прикрепила их на белоснежные занавески из тонкой органзы в спальне, зажгла светильник из множества крохотных голубоватых лампочек. Комната сразу наполнилась предвкушением сказочного, – тем, кто верил в деда Мороза и Снегурочку, гирлянды из маленьких лампочек всегда сулят чудо.
В полночь она распахнула ему дверь в свою спальню и сказала: «раздевайся!» Послушно, он быстро разделся. Белый снег её простыней таял от тепла его молодого, загорелого тела. Золото его волос на её подушке, его запах. В постели с ним Катерина была совершенно счастлива. Она нравилась себе и не стеснялась своего тела; она не боялась потерять этого парня. Впервые в жизни Катя не боялась потерять мужчину, близость с которым ей нравилась. От этого на душе у неё было легко, к чувствам восторга и нежности примешивались чувства свободы и торжества, – ей было всё равно, будет ли он с нею завтра. Наверное, именно эти ощущения испытывают те, кто заводит краткосрочные романы.
Но, Иисус смотрел на ситуацию иначе, его роман имел продолжение. Настойчиво и методично он показывал Кате, что он – тот, кто нужен мне для жизни. Вскоре она познакомила его с сыном, и была поражена теплотой, с которой он относился к ребёнку. Он притащил сыну аквариум, купил мяч, осторожно, но весело общался с мальчиком, вызывая у матери восхищение.