Евангелие от психопатов

Четырнадцатого декабря он принёс откуда-то большого белого гуся. Смеясь, они вместе ощипали и выпотрошили роскошную птицу, а потом, до часу ночи Катерина готовила печёного гуся, фаршированного рисом и яблоками, а специально для него – маленькую порцию паштета из гусиной печени. Он жмурился от удовольствия, когда ел.

Пятнадцатого декабря он принёс большую сумку свежих груш. «Друг угостил», – сказал он. И Катя приготовила грушевый пирог с карамелью, ночью они пили крепкий кофе и кормили друг друга пирогом.

Шестнадцатого декабря он не явился вовсе. Катерина всерьёз обеспокоилась, потому что свой телефон он забыл в её ванной комнате, и позвонить ему было некуда.

Он пришёл рано утром семнадцатого и принёс целое ведро рыбы, принял душ, и, даже не выпив чаю, опять ушёл, видимо, на работу. Конечно же, когда он вернулся, его ждал вкусный ужин – запечённый лосось под горчичным соусом с аппетитными картофельными оладьями и свежим салатом.

Рядом с ним Катя была женщиной. Она была желанна, востребована и нужна. Она целовала, готовила, стелила, украшала, чистила и опять готовила. Она любила. Рядом со ней он был мужчиной. Он нёс в дом, выигрывал, завоёвывал, охранял, обнимал, крепко держал в своих руках. Любил ли он – нам этого никогда не узнать.

Тайная вечеря

В конце весны, когда неистово цвела и благоухала сирень и пронзительно пели птицы, когда вокруг всё расцветало и вновь рождалось, в момент великого торжества жизни, Иисус вдруг превратился в Растрёпку. Его святость будто растворилась в бурлящем водовороте пробуждения природы. Сначала он отказался расчёсывать свои непослушные рыжеватые кудри, похожие на множество медных проводков, потом он перестал переодеваться, встречая и провожая каждый день в неизменной выцветшей футболке с надписью «игрок». Впрочем, на выходных он, всё же, принимал душ, надевал чистое и, подолгу, любуясь на себя в зеркало, зачёсывал волосы назад. Он бросил работу и проводил значительную часть суток в гараже у товарища, либо в собственной постели, которую он теперь отказывался убирать.

Его отношение к Катерине тоже изменилось. Он начал, как бы невзначай, унижать её. Эта разительная перемена произошла столь внезапно, что Катерина не успела понять, как быть. Сменился тон мужа, выражение его лица, настроение. Теперь он стал похожим не на принца, а на злого тролля с взлохмаченными волосами. Его нос, казалось, заострился, а рот недовольной линией изогнулся книзу. И, всё же, как косые лучи солнца заблестят порой меж свинцовых туч, тёплая улыбка Иисуса озаряла иногда злое лицо Растрёпки. Его глаза освещались словно любовью, и губы разъезжались в стороны, успокаивая и вновь маня Катерину надеждой на то, что всё вернётся.

Есть женщины, которые не простят кривой ухмылки. Кому-то с колыбели внушили идиотское, – если бьёт, значит, любит. Катерина же увязла в липкой любви Иисуса как оса, попавшая в чашку густого киселя. Она бы и рада была уйти и начать с начала, но, крылья её тяжелила вязкая масса.

Унизить, а затем похвалить, – Растрёпка читал о таком в заметке про трюки пикаперов. Этот метод назывался «поставить тёлочку на место», и заключался он в том, что женщину нужно унизить для того, чтобы «сбить с неё спесь». Пресытившись уютом семейной жизни, Растрёпка осознал, что хочет большего – новизны, лёгкости, свободы, а Катерина с её домашними хлопотами, с ребёнком и множеством забот, связанных с ним, тянули Растрёпку вниз, подавляя и огорчая его. Особенно ярко он ощущал это неудовлетворение в ночи с пятниц на субботы, когда его товарищи, весёлые и беззаботные отправлялись на афтер-пати в ночном клубе, или, если повезет, ночевать к какой-нибудь барышне. Растрёпке же нужно было идти домой, а этого ему в такие моменты хотелось всё меньше. С другой стороны, Катерина давала ему замечательно чувство уверенности в себе и в завтрашнем дне. Финансовое благополучие, вкусный ужин, удовлетворение любой его прихоти на одной чаше весов, и вольная жизнь – на другой.

Оказавшись в Америке, Растрёпка хлебнул нищеты сполна; почти не владея английским, он работал грузчиком на овощной базе, а по выходным покупал один билет в кинотеатр и полдня слонялся из зала в зал, смотрел все фильмы подряд и собирал в пластиковое ведёрко остатки попкорна в бумажных пакетах, которые он находил между сиденьями. Теперь же, рядом с Катей, он возмужал и даже значительно округлился. Расставаться с чувством удобства ему не хотелось, но и уживаться с правилами и привычками жены он тоже не собирался.

Было раннее субботнее утро, одно из тех, которые так тяжело давались Катерине после развода с Барином, когда сын гостил у отца. Оказалось, что Растрёпке не понравился секс.

– Ты – как просроченные консервы, которые я съел с голоду, а потом оказалось, что я отравился, – сказал Растрёпка жене, поднимаясь с постели, – вставай, приготовь что-нибудь, хватит здесь валяться.

– Я ничего не буду тебе готовить, – выдохнула Катерина, ощутив, как кровь приливает к голове и бьёт в переносицу своим ржавым запахом.