Евангелие от психопатов

– Солнце, ты думаешь, я не знаю, что я – сволочь? Знаю я и боюсь каждый день, что приду домой, а тебя – нет. И всего этого нет, и я опять один. Я же не могу без тебя жить, солнце…– Растрёпка опустил лохматую голову себе на грудь и помотал ею, еле удержавшись, чтобы не глянуть на производимый эффект.

– Можешь, – ответила ведьма, вновь удивившись собственной твёрдости, и сняла фартук.

Растрёпка, ожидавший тёплого дождя ведьминой ласки, поднял голову, и, не дождавшись, разочарованно осмотрелся. С ней было что-то не так.

– Вообще, да. Могу. Я сам бы от меня давно ушёл, – резюмировал он.

– И я уйду, – ответила ведьма.

– Вот! Поэтому, мне нужен рецепт приворота. Давай, может, паучьих лапок нажарим, солнц?

Не услышав ответа, Растрёпка плюхнулся на диван и включил игровую приставку.

– Приворожила же, сволочь. Ну, признайся уже, – ругнулся он себе под нос.

– Что тебя привораживать? Сам пристал, как банный лист! – прозвучало из кухни.

– Нет-нет, ты ослышалась! Я сказал, что очень люблю тебя и хочу кушать. Ты приготовь поскорее что-нибудь вкусненькое, сейчас же твой сынуля придёт, и мы с ним повеселимся! – Растрёпка одну за другой примерял свои самые эффективные роли, на полном серьёзе считая себя мастером простых манипуляций бабьим мозгом и большим знатоком женского сердца.

С начинкой

Лето уже отдало городу всё, что могло и уступило место тонкой чаровнице осени. Деревья ещё не пожелтели, но, местами озолотились и от этого стали будто стройнее. Они уже не заглядывали в окна, как летом, а величаво красовались, готовясь удивлять своими нарядами. Дома уютно пахло яблочной шарлоткой и кофе. Стеклянный стол в маленькой столовой был накрыт бежевой скатертью, на которой голубая посуда смотрелась яркой, как майское небо. Сидя за столом, Растрёпка недоверчиво крутил в руках сонограмму – распечатанный прямо с экрана снимок, на котором, подобно двум белым горошинам в чёрном стручке светились головка и тельце одиннадцати недельного зародыша.

Жена не бросила его и не уехала в Россию, как собиралась. Напротив, она осталась с ним в штатах, да ещё и оказалась беременной. Румяная, аппетитно присыпанная сахарной пудрой недоеденная шарлотка на овальном блюде немного беспокоила Растрёпку, но, мысли о будущем портили аппетит.

– Слышь, солнце… – голос Растрёпки звучал тихо и задумчиво, – а когда это уже будет, ребёнок?

– В марте, – Катерина наливала сливки в горячий чай, от которого через весь стол пахло ирисками.

– Так это и есть моя дочь на фотографии? – Растрёпке не верилось, что это вновь с ним происходит. В его жизни уже была сонограмма, похожая на стручок с горошинками, и в Лондоне, если верить слухам, подрастал его сын, Алёшка.

– Может, и не дочь, а мальчик. Пока рано определять пол, через пару месяцев узнаем, – ответила Катерина.

– Нет, я хочу дочку. А пораньше никак нельзя определить? Чтобы можно было, ну, ты поняла, закрыть эту тему, если это пацан.

– В смысле – «закрыть тему»? – Катерина почувствовала, как кровь прилила к её лицу.

– В прямом. Я только дочку хочу, пацан у нас уже один есть в семье. А девочку моя мать хочет, можно будет ей отдавать пожить.

Катерина на секунду закрыла лицо руками, потом резко поднялась из-за стола.

– Ты куда пошла? Тебе, что, плохо? – встрепенулся Растрёпка.

– Да, меня тошнит.

– Ну так сблевни, Кать! Хочешь, я волосы тебе подержу?.. Кать, извини! Я пошутил! Ну ты что, как маленькая? – Растрёпка поспешно затолкал остатки шарлотки себе в рот, запил Катиным ароматным чаем со сливками и кинулся за ней в спальню.

Вечерело. Катерина легла на кровать и принялась искать что-то в телефоне. Растрёпка подобрался к ней и улёгся рядом, свернувшись калачиком и обхватив её правую руку.

– Катюня, Ка-ать… – он говорил мягким, вкрадчивым голосом, – Катюнчик мой, ну, что ты обиделась сразу-то. Я с дуру сболтнул, с кем не бывает? Я ж молодой у тебя ещё, ты не обижайся сразу. Любимая ты моя, солнышко!

      Обычно Катерина всегда сдавалась, или, как говорил Растрёпка, плавилась от его нежности. Но, на этот раз, она почему-то не поддалась.

– Убери руки, мне неприятны твои прикосновения, – сказала она; это звучало очень странно. Возможно, гормоны?

– Не уберу я руки! Я – твой муж, сколько хочу, столько и трогаю тебя! – ответил Растрёпка и крепко обнял её неожиданно упругое от напряжения тело.

– Пожалуйста, оставь меня в покое! – взмолилась Катерина.

– В каком покое? Ты зря, что ли, лежишь тут такая красивая и грустная? Давай лучше пошпилимся жёстко, может, скинешь, – с этими словами Растрёпка принялся раздевать жену.