Макс привычным движением запустил руку в бумажник, но, нужной банковской карты в нём не обнаружил. Покопавшись немного, он вспомнил, неожиданно покраснев, – позавчера он отдал карту жене и так и не удосужился забрать. Чуть помешкав, Макс оплатил спиртное новенькой кредиткой, которая была спрятана в бумажнике на всякий случай.
– Разворачиваемся, – сказал Макс, когда они с Растрёпкой снова оказались в машине.
– Чего? – насторожился Растрёпка.
– Домой ко мне надо заехать, за баблом. Нужную карту забыл.
Макс повернул ключ и «Ниссан» решительно заурчал.
Прикидывая, как бы ему ловчее и незаметней проникнуть в спальню, чтобы изъять из кошелька жены свою кредитку и сбежать с минимальными потерями, Макс подошёл к дому.
Окрашенная в шоколадный цвет и от этого очень напоминающая плитку бабаевского горького дверь застыла молчаливым стражем на пути. Макса посетило чувство, похожее на панику, от которого у него засаднило в горле. Осторожным движением вора-квартирника Макс открыл нехитрый дверной замок своим ключом, неслышно шагнул вовнутрь и обмер. Через тёмный коридор он увидел мерцающие на полу полумрачной кухни осколки битой посуды. Поле битвы осталось неубранным, а оставлять острые стёкла под ногами ребёнка – это было так непохоже на Олю. Сердце Макса булькнуло, отдав под левую ключицу; «Ерепенится. Вообще, последний месяц меньше стала следить за домом, бастует», – уговаривал себя Макс, не желая прислушиваться к верному предчувствию. «Оля!» – ответа не последовало. «Оля!» – ещё громче позвал Макс, – «да что ты за Том Сойера здесь мне устраиваешь, мать твою налево!» Макс ощутил холодное покалывание в пальцах. «Гарри!» – потеряв надежду, позвал он лабрадора, но, и добродушный пёс не появился. Макс, не снимая ботинок, проклацал подошвами по кухонному полу, стараясь обходить битое стекло. Жены не было.
Ольга Викторовна ушла, прихватив с собой Максову дочку Настеньку и пса, к которому Макс был почти привязан. Оля не оставила ни записки, ни сообщения на телефоне. Она не убрала на кухне и не помыла посуду. Рассыпанный кофе по-прежнему наполнял своим ароматом изуродованную семейной сценой кухню, одержав победу над выдохшимся красным вином, которое кровавыми слезами латиноамериканской иконы растеклось по бежевому коврику. Этот запах, совсем недавно восхищавший Макса, теперь вызывал у него спазмы в желудке.
Рот вдруг наполнился водянистой горькой слюной, и Макс еле сдержался, чтобы не выблевать на пол сэндвич и салат с креветками, который он съел пару часов назад в кафетерии бизнес-центра. Заплетающимися ногами он добежал до туалета и мучительно опорожнил желудок в давно не чищенный унитаз. Макс включил холодную воду в умывальнике, прополоскал рот, умылся, вытер лицо Настенькиным полотенцем и посмотрел на себя в неопрятное зеркало. Сжимая розовое полотенце с вышитыми на нём жёлтыми утятами, из зеркала на него смотрел бородатый человек с красным, перекошенным от злости и отвращения лицом.
В каком-то фильме Макс видел, как герой, от которого ушла жена, крушит всё в доме, и, в том числе, вдребезги разбивает большое зеркало. Макс не ощущал подобного порыва, но, в голове его мелькнула мысль о том, что Растрёпка вполне может зайти в дом, чтобы проверить, всё ли там в порядке. И тогда, предстать перед ним крушащим всё в доме было бы весьма эффектно. Однако, за погром в съёмном доме пришлось бы выложить солидную сумму, поэтому Макс отбросил эту мысль.
Оля, дрянь, эгоистичная дрянь, ушла в ночь и забрала с собой кредитку. Холодный пот вдруг прошиб Макса от шеи до копчика. Его деньги. В коробке из-под дешёвого голландского печенья супруги держали НЗ – десять тысяч долларов наличкой. Тенью Макс метнулся в спальню, залез под кровать, нашёл чёрную ладью, ценник от какой-то одежды, свои шёлковые трусы, – коробки из-под печенья не было.
Он посветил телефоном, включив в нём приложение «фонарик», и не обнаружил ничего, кроме носка и нескольких пушистых комочков пыли. Макс вылез из-под кровати, приподнял матрас, без особой надежды пошарил под подушками. Ясно как Божий день; Оле нужны его деньги. Макс упал на кровать, откинувшись на свёрнутое в калач покрывало и уставился в потолок. Крупный чёрный паук деловито работал ножками, огибая тронутый пылью кремовый плафон с золотым ободком.
Он должен был догадаться раньше. Он должен был предчувствовать это. Когда она перестала мыть пол каждый вечер в прихожей, когда она забросила ежедневную уборку ванных комнат, – ведь это должно было стать для него сигналом, ведь это были первые признаки бунта! Макс смотрел на паучка и медленно прокручивал в голове плёнку событий, происшедших в семье за последний месяц. Их с Олей ссоры, его торжество, и её покорное повиновение господину, зарабатывающему американские баксы. Нет, она тысячу раз не права, эта женщина; злость опять завладела Максом. Телефон вздрогнул и зажужжал; увидев имя жены на табло, Макс подпрыгнул на кровати и аккуратно, чтобы ненароком не сбросить, прижал клавишу принятия звонка.
– Ты где?! – выпалил Макс вместо «алло».