Ever since we met (СИ)

Голос Александра Васильевича с кухни заставляет ее улыбнуться. Стоило ей появиться в дверях, как Ирина Владимировна, едва дождавшись, пока она стащит с себя пальто и вылезет из сапожек, подхватила ее под локоток и потащила в комнату, крикнув мужу, что ужин готовит он. Соня отправилась за Настей – та могла бы прийти и сама, но Соня настояла на том, что очень уж хочет прогуляться. Посекретничать она хочет, вздохнула Ирина Владимировна, и улыбка ее была мудрой и грустной. Дети растут, в конце концов. Даже если эти дети не родные по крови, к ним не так сложно привязаться.

– На нижней полке посмотри, и больше не ставь на верхнюю, я не дотягиваюсь, – Ирина Владимировна выглядит забавно, когда пытается добавить в голос сердитых ноток, но звучит в нем только обожание. В доме их царит та же атмосфера любви и тепла, что и у Букиных, за тем единственным исключением, что своих детей у них нет. Впрочем, это ничуть не вредит их взаимоотношениям. По крайней мере, так кажется – она не знает, что может происходить, когда они остаются вдвоем. Но глядя на эту спокойную и уверенную в себе женщину, похожую на сытую и довольную кошку – хотя, скорее, на какую-нибудь пуму, даже в таком состоянии опасную – слишком сложно поверить в то, что ее кто-то может обидеть. Что кто-то будет хотя бы пытаться, если в их голове есть хоть капля разума.

– Жаль, что я в последнее время так редко у вас бываю, – признается Саша, ноги поджимая, устраиваясь в кресле поудобнее. Ирина Владимировна смеется, тянется к ней, по голове гладит легко, мимоходом будто, но в этом коротком движении столько тепла, сколько она мало от кого получала когда бы то ни было. Тетя Лена была права, думает она, у нее теперь семья, в которой гораздо больше человек, чем ее почти-родители и почти-брат. Семья, в которой даже такие вот поглаживания по голове воспринимаются хорошо и спокойно, не так, как ранее.

– У тебя много дел, – она плечами пожимает, тянется за своей чашкой с кофе. – Подготовка к экзаменам, потом к поступлению, это ведь все стресс. Думаешь, я не замечаю?

– Если кто и замечает, так это вы, – Саша фыркает смешливо. – Как и каждый год. Класс за классом, одни за другими. Не грустно расставаться?

– Свои-то все равно при себе остаются, если им иначе на роду не написано, – Верховная улыбается. – Ты, надеюсь, тоже останешься?

– Куда я без вас? – она улыбку возвращает.

Ей тут уютно и тепло, и не только физически. Тетя Лена всегда была ей поддержкой и помощью, но делила это с тетей Наташей, и с Верховной. Три матери, смеялись они раз за разом. Саша как-то раз читала скандинавские мифы, и в одном из них говорилось о девяти матерях одного бога. До богинь им с Соней и Настей, конечно, далеко, но для каждой девочки, что поселялась у одной из трех старших ведьм, они все три становились матерями. Пусть не биологически, что с того? Тетя Лена помогала ей с эмоциями, учила магии. Тетя Наташа могла объяснить те или иные непонятные моменты, рассказать о ритуалах. А когда нужно было просто обрести равновесие или пойти к кому-нибудь за советом, чаще всего шла она к Ирине Владимировне. Та смеялась, что для столь вежливо-отстраненного обращения они слишком близки – она смеялась в ответ, что вот только школу закончит, и тогда… Впрочем, этот день пока еще не наступил. До него еще было время привыкнуть к тому, что скоро жизнь заложит очередной вираж, тщательно продуманный, спроектированный и рассчитанный.

Ей, в конце концов, очень не хочется не вписаться в поворот.

– Ты о чем-то хотела поговорить, пока девочек нет, – напоминает ей Ирина Владимировна. Саша кивает, щеки трогает румянец, но едва-едва. Она об этом думала много раз, и вывод всегда был один: если и советоваться, то только со старшими. Лучше всего с Верховной, которая не просто так это место занимает.

– Я думала о ритуале, – признается она. Ритуалов множество, но Ирина Владимировна глядит понимающе и кивает. Наверное, по ней ясно, о чем она. – Как важно для него то, чтобы мужчина был в курсе, для чего это делается?

– Сашенька, солнце, – Верховная смеется, но в смехе этом нет ничего обидного, – ты как маленькая. А как еще ты объяснишь мужчине, почему ты тащишь его не на мягкую удобную постель, а на странную поляну с костром и алтарным камнем? Он должен знать, что от него требуется, и должен знать, для чего. И для начала он должен знать, кто ты на самом деле. Ты ведь до сих пор так и не рассказала своему Дане, что ты ведьма?

Утверждает даже, не спрашивает, и не кивнуть в ответ невозможно. Правда ведь не рассказала. Не чувствовала она в себе сил это сделать. И с одной стороны, она себе говорила постоянно, что все заслуживают честности, все заслуживают знать, но с другой стороны, зачем ему? Да и вдруг он ее пошлет к черту и бросит? Вдруг что похуже, как ей знать? Она ищет себе оправдания старательно и усердно, но где-то внутри себя знает настоящую причину: ей попросту не хочется ему рассказывать.