Я беру себя в руки и захожу в лавку – я проходила мимо нее, должно быть, тысячу раз, но никогда не заглядывала внутрь. Здесь тесно, в воздухе улавливается запах меди, на грязном полу следы запекшейся крови.
По телу пробегает дрожь, несмотря на жар от очага, но я иду к прилавку с высоко поднятой головой. Пожилая пара – две женщины со сгорбленными от тяжелой работы спинами и отнятыми годами – склонилась над маленьким столиком в углу. Они по очереди режут друг другу ладони и сцеживают кровь в пустые сосуды. Интересно, откладывают ли они время для своих детей? Женщины наблюдают за мной с любопытством и жалостью. Полагаю, что все еще выгляжу слишком юной для этого места.
– Мой отец умер четыре дня назад, – говорю я Эдвину Дуэйду, надеясь, что голос звучит твердо. – Я пришла, чтобы забрать его вещи.
Мы встречаемся взглядами, а потом он утыкается в бухгалтерские книги.
– Его полное имя. И ваше.
Никаких слов утешения и прочей чепухи. Я замечаю красную линию на ладони Дуэйда. Еще одно напоминание, что лишь неделю назад все было по-другому и одного приказа Лиама было достаточно, чтобы потрясти меня.
– Пер Эмбер, – в этот раз мой голос дрожит. – А я Джулс.
Дуэйд исчезает в задней комнате, и слеза – две слезы катятся по моей щеке. Я быстро вытираю их, когда он снова появляется, держа в руках письмо и холщовый мешок размером с два моих кулака, который, судя по звону, полон кровавого железа.
– Тебе повезло, – говорит он. – Его долги были оплачены сборщиком.
Я в недоумении:
– Но… кем?
Дуэйд недобро смеется.
– Все было оплачено. Только это и должно тебя волновать.
Могла ли Лора заплатить? Но, что еще более важно, где все остальные вещи?
Он склоняет голову, глядя на меня:
– Это все.
Я в недоумении.
– Что вы имеете в виду? – Я думаю о нашем доме. – У нас был коттедж. Рисунки на стенах, сломанные карманные часы. Вы забрали их?
Он снова фыркает и делает в воздухе жест руками, словно я муха, от которой нужно отмахнуться.
– Эти вещи не для тебя.
– Что… – слезы вот-вот снова польются. Я делаю глубокий вдох, беру себя в руки. – Должно быть, это ошибка. Вы сказали, что его долги были оплачены, а это значит, что его вещи переходят ко мне. – Я хватаюсь руками за прилавок. – Больше родственников у него не было – только я.
Дуэйд вздыхает.
– Остальное принадлежит Герлингам, милая. Ты говоришь, что Пер Эмбер был твоим отцом? Но у меня нет никаких записей об этом. Вообще никаких записей о тебе.
Повисает звенящая тишина, нарушаемая лишь шарканьем уходящей пары, отдавшей кровь.
Мой голос звучит слабо:
– Никаких записей?
Он кивает на конверт на прилавке.
– Только вот это, – говорит он. – Больше я ничего не могу для тебя сделать.
Оказавшись подальше от лавки, я ныряю под потертый навес и разглядываю письмо. Имя на конверте написано папиным аккуратным почерком. Руки трясутся, когда я раскрываю его и вытаскиваю записку. Плотная стена текста расплывается перед глазами, и приходится вытереть слезы, чтобы прочесть ее.