Неужели родники этой чудо-реки иссякли вместе с родниками людских надежд, питавшими прибрежную жизнь смыслом и светом? Невольно вздыхаю и ловлю себя на мысли, что, похоже, сам ныне пребываю в таком же, как эта речка, состоянии. Состоянии тяжёлого вздоха, а вернее сказать, задавленного стона.
Я вчера летел сюда почти через всю Россию, и сегодня шёл через весь город, шёл именно к этой речушке: мне в Москве так её не хватало, родной и милой, как бывают милы здесь девушки, ещё не окончательно испорченные «научно-техническим прогрессом, рынком, суверенитетом и демократией». Странно, что на фоне сухого шелеста камыша и редкого стрекотанья кузнечиков даже пения лягушек не слыхать. А о том, что здесь была река, а не просто овраг (или яр, как говорят в Донбассе), свидетельствуют берега, выложенные лет двадцать пять назад бетонными плитами, и железобетонные мосты, кажущиеся явно несоразмерными с нынешними, с позволенья сказать, водами.
Совсем рядом с Бахмуткой – рынок, упорно называемый здесь базаром. В прошлые годы на наш базар приезжали за покупками из других городов и сёл. Говорят, далеко и высоко ценились наша сметана – густая, не выливавшаяся из перевёрнутой банки; черешня, именуемая шпанкой, жирная и крупная, как райка; сало – на любой вкус, тающее во рту, словно снег, – идеальная закуска после чарки Украiнськой горшки разлива местного ликёро-водочного завода; да и весь остальной рыночный товар, производимый совхозом имени Артёма и садоводческой опытной станцией.
А вот у этой разваливающейся стены располагалось самое привлекательное для тогдашней детворы, почти сказочное зрелище: здесь продавались птицы (попугаи, канарейки, голуби, цыплята), а также кролики, щенки, хомяки, суслики и аквариумные рыбки. Эти рыбки мне и поныне снятся в каком-то первозданно-красочном цвете, и полюбоваться ими я спешу во сне, но всегда почему-то опаздываю, прибегая с пол-литровой банкой «под занавес», когда людей на базаре уже почти нет и воды в аквариумах у продавцов остаётся едва на четверть.
Тогда, во времена нашего детства, основным мальчишеским «бизнесом» было собирание пустых бутылок. Мы шарили под всеми скамейками, во всех кустах и урнах, жаждая отыскать желанные двенадцати– или девятикопеечные бутылки, чтобы затем сдать их в винный отдел магазина. Кто-то покупал на вырученные копейки мороженое, кто-то умудрялся купить дешёвые папиросы или сигареты (убедив строгую продавщицу, что за куревом прислал папа), кто-то копил монетки на пару аквариумных рыбёшек, кто-то отправлялся в кинотеатр «Пионер» или «Космос» (располагающиеся в центре города, недалеко от базара), а кто-то…
В мою память врезался случай. Было мне года четыре. Мы с братом лазили под кустами у железнодорожного вокзала, занятые бутылочным промыслом. И вдруг под моими ногами как-то сама собой сверкнула двенадцатикопеечная бутылка из-под портвейна! От неожиданности и сознания того, что я нашёл первую в своей жизни пустую зелёную бутылку, у меня даже дыхание перехватило и колени подкосились. Приближался мамин день рождения, и брат Женя объяснил мне, как хорошо будет, если мы сдадим бутылку, добавим «мои» 12 копеек к Жениным и купим маме подарок. Сдали мою бутылку… Сколько нашёл бутылок Женя и нашёл ли вообще хоть что-нибудь – не помню. Помню, что, держа свои копеечки в кулаке, а кулак в кармане, я шагал с братом к универмагу, который находился (и ныне находится) рядом с тем же базаром. Остановились у киоска.
Женя предложил:
– Давай купим маме вот эту пудру в кругленькой коробочке. Как раз у меня есть 60 копеек, добавим твои двенадцать – и получится ровно 72 копейки.
Брат приподнял меня и указал на коробочку за стеклянной витриной. Я согласился. Но, когда в руках брата вместо своих двенадцати копеек я увидел маленькую коробочку пудры, слёзы непроизвольно потекли из моих глаз – да так, что не унять! Женя, наклонившись, пытался было втолковать плаксе: мол, деньги пришлось истратить на подарок маме… – да только, видя, что моему горю нет предела, вынужден был отказаться от попыток меня успокоить и в чём-либо убедить. Он снова подошёл к окошку киоска и попросил продавщицу поменять купленную нами «дорогую» пудру на другую – подешевле, – чтобы вернуть мне «мои копеечки», на которые вскорости было куплено сливочное мороженое за 13 копеек. Поспешая за братом, я жадно лизал своё мороженое, изредка давая откусить немножко Жене и радуясь тому, что он умудрился найти у того же киоска 1 копейку, сделавшую возможным покупку снежно-сахарного лакомства. А брат при этом, как старший, не забывал напоминать мне, чтобы я глотал осторожно, ведь у меня гланды и потому может заболеть горло…