Эволюция взглядов Сахарова на глобальные угрозы советского военно-промышленного комплекса: от «Размышлений…» (1968 г.) до книги «О стране и мире» (19

Но вернемся к 1973 году. Во время очередной вспышки «народного негодования» в конце сентября или начале октября (это была уже реакция на «чилийское» письмо) я, встретив Андрея Дмитриевича во вторник на семинаре в ФИАНе, задал ему глупый вопрос: «Почему Вас и нескольких других особо шумных правозащитников и еврейских отказников не убьют? Казалось бы, чего проще: «Нет человека — нет проблемы» (И. В. Сталин), и все будет тихо, и Запад мгновенно успокоится и спокойно даст себя скушать. Кто там — наверху — заступается, не допускает «окончательного» решения вопроса?». Сахаров ответил, как всегда, мудро: «Мы не должны об этом думать; мы должны настаивать на своих принципах, на соблюдении прав человека, а результаты, возможно, последуют». Хорошо помню, что планово-организованная газетная кампания резко прекратилась на следующий день после возвращения Брежнева в Москву из Ялты, из отпуска — кажется, 10 сентября. Партийные люди говорили тогда, что по стране прошла серия закрытых инструктивных докладов, в которых объяснялось, что Сахаров, конечно, в чем-то ошибается, но он большой ученый и его выступления в защиту окружающей среды, в т. ч. озера Байкал, очень полезны. Травля прекратилась, но ненадолго, тем более что Сахаров держал слово — ничего не стал менять в своих действиях. 5 сентября он делает заявление по поводу нападок на него в советской печати: «Газетная кампания по поводу моих недавних интервью использует в качестве основного аргумента обвинение в том, что я якобы выступаю против разрядки международной напряженности, чуть ли не за войну. Это бессовестная спекуляция на антивоенных чувствах народа, перенесшего величайшие страдания во второй мировой войне, потерявшего миллионы своих сыновей и дочерей. Это сознательное искажение моей позиции…»

([12], с. 134). Он дает интервью 6 и 8 сентября; 14 сентября обращается к Конгрессу США в поддержку известной поправки Джексона, предполагающей торговые санкции в отношении государств, ограничивающих свободу эмиграции; 18 сентября совместно с Александром Галичем и Владимиром Максимовым выступает с вышеупомянутым Обращением к правительству Чили в защиту Пабло Неруды, что породило новый всплеск газетных нападок; 11 октября — интервью ливанскому корреспонденту о войне Судного дня в защиту Израиля и с резким осуждением ближневосточной политики СССР ([12], с. 145–236). А 21 октября в квартиру к Сахаровым вошли люди, назвавшиеся арабами из организации «Черный сентябрь», угрожали ему, и даже детям и внукам. («Они были в штатском?» — спросил Андрея Дмитриевича кто-то из коллег-физиков, когда он рассказывал об этом эпизоде через два дня в ФИАНе.) В начале ноября Елену Георгиевну стали вызывать на допросы в Лефортово; «наконец, после шестого или седьмого допроса Люся отказалась взять повестку на следующий допрос, выдержав при этом очередной сеанс крика и угроз, — это был своеобразный психологический поединок»

([3], с. 567). Парадоксально, но факт: в этих психологических поединках с государственным монстром Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна выходили победителями; и на этот раз от нее тоже отстали, поток повесток прекратился. Но давление, конечно, не прекратилось, так же как не прекратилась навязанная миру советским военно-промышленным комплексом и угрожающая самому существованию человеческой цивилизации гонка вооружений.

«Третья мировая война на Новый год»

«Оптимисты верят

в счастливый конец света»

Неизвестный автор