Эворон

Эрих Утль получил нагоняй от гауптмана — пленный комиссар не дал пока пригодных сведений о Дальнем Востоке.

Правда, гауптман подтвердил, что японец, четыре раза присутствовавший на допросах Неверова, доволен, он оценил то упрямство, с которым пленный уклонялся, причем неумело и демонстративно, от дачи сведений об Эвороне. Полковник отбыл в Берлин в полной уверенности, что русским есть что скрывать.

Но вторая половина задачи оставалась невыполненной. Берлин торопил подготовку агента-проводника для заброски на Дальний Восток, наступал ноябрь, холодный русский ноябрь, бараки «лазарета» занесло колючим снегом, а Баяндин все еще беседовал с Неверовым в игривом стиле (что было первоначально одобрено гауптманом).

Пленного пока берегли, наказав всего раз, когда вычерченная им схема Комсомольска, его транспортных коммуникаций и промышленных объектов оказалась после проверки фикцией, плодом наглой фантазии и попыткой ввести в заблуждение. Экзекуцию проводил чахоточный надсмотрщик на козлах посреди двора «лазарета», все узники были построены на плацу.

— Говорил же тебе, пришить этого блокмана надо! — сокрушался вечером одессит Вова, приводя Неверова в сознание. — Что они хотят от тебя, политрук?

— Шкурой хотят сделать.

Получив нагоняй, Эрих Утль, соответственно, адресовал его с удвоенной силой своему помощнику, пригрозив, что в случае провала с летчиком отправится на Дальний Восток он, Баяндин. Митька изъявил готовность выполнить любой приказ Германии, но испугался — он понимал уже, что операция предстояла мало сказать рискованная — из нее даже в случае успеха выпутаться живым будет трудновато. После выполнения задания, как только он укажет Эворон, уберут его — чего проще…

Решено было резко изменить тактику и перейти к мерам устрашения.

— Но повторяю, Неверов должен быть цел и здоров, готов к походу.

— Как так, господин обер-лейтенант? Что за меры устрашения получатся?

— Больше фантазии, Баяндин. Приведите сюда кого-нибудь из свежих, например, кавказца, привезенного на той неделе.

Это был спортивного сложения парень из Кобулети, сбитый в ночном бою под Москвой. Захваченный, как и Неверов, после прыжка с парашютом. Павел так и не узнал, как зовут грузина. Митька привязал его к подлокотникам кресла в «амбулатории», в соседнем кресле, напротив, поместили на привязи и Неверова. Закатав рукава на полосатой тужурке грузина, Митька рассек ему вены на запястьях кончиком тесака, и парень медленно умер, истек кровью, бледнея и клонясь. Неверов рванулся из кресла, ударил Митьку головой в живот. Баяндин сел на пол, обматерил Павла, но не тронул, велел увести и пообещал:

— Ты сегодня видел репетицию своей смерти, бурундук!

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Наступление советских войск под Москвой дальним отголоском артиллерии докатывалось сюда, на железнодорожную станцию Жиздра и укрепленный район рядом с нею. Положение в «лазарете» обострилось — готовясь к отходу, немцы в спешном порядке отправляли в тыловые концлагеря всех, кто мог ходить и работать. Начали казнить тяжелобольных. Повисла угроза гибели и над членами подпольной группы.

Не трогали пока только больных в тифозном бараке. Эта хибарка стояла на отлете, над самым оврагом, там мучились, гибли в сыпняке десятки людей: надсмотрщики и паче того — немцы не заглядывали туда, боялись заразиться. Хибарка не отапливалась, сюда не носили баланду; зачем кормить обреченных? Хибарка с ее обитателями будет уничтожена.

Чтобы избежать угона в Германию, Неверов предложил всем желающим добровольно перебраться в барак смертников и заразиться тифом. Тогда будет хоть какой-то, пусть малый, шанс дождаться своих — они уже близко, судя по канонаде. И, подавая пример, первым переполз ночью к больным сыпняком. За ним тот же путь проделал одессит Вова.

Утром здесь уже находилось десять новичков.

Баяндин, придя за политруком, не застал его на положенном месте. Переполошился. Но к тифозникам зайти не решился, побежал докладывать о случившемся обер-лейтенанту. Эрих Утль побледнел. Вежливый Эрих Утль ударил Баяндина по щеке и приказал вытащить из тифозного барака Неверова, иначе… Курсант замотал лицо шарфом, выдохнул и шагнул в хибарку возле оврага. Политрук лежал в гуще слабо шевелящихся тел. Митька отступил. Было искушение всадить в этот рассадник заразы полную обойму, но сдержался. Может быть, прибегнуть к помощи врача? Доложил свои соображения обер-лейтенанту, тот отправил вестового в укрепрайон разыскивать фельдшера.

Бои неотвратимо приближались к станции.

Следующей ночью у Неверова и еще трех пленных из подпольной группы начала повышаться температура. Крепились из последних сил. Готовили в ознобе оружие: точили о кирпич железные прутья, вытащенные из решеток на окнах, присыпали снегом загодя припасенные камни. Один из летчиков, в молодости переболевший тифом и теперь симулировавший хворь, установил наблюдение за дорогой возле лагеря. По ней спешно, с погашенными огнями, драпала на запад немецкая техника.