Эворон

В Хабаровске экипаж катера ждал сюрприз: картошка была на самом деле, но не в мешках и не на берегу, а где-то в совхозе у села Казакевичево. И в земле. Не хватало рабочих рук. Капитан «Партизана» Андрей Гапонов сказал своему мотористу:

— Айда в совхоз.

Добравшись в Казакевичево, они попросили лопаты и сами принялись за копку картошки. Задание, одним словом, выполнили, приняли ее на борт. Но провозились две полные недели. За это время вода в Амуре поднялась. Река вздулась — в горах началось активное таяние снегов. Разгулялась мутная волна.

Отяжелевшее под грузом судно ушло по ватерлинию в воду. Не понравилось это Гапонову. К тому же метеосводка обещала циклон. Ну да ладно, «Партизан» — катер ходкий, на попутном течении можно быстро управиться…

Сутки возвращались домой спокойно, при умеренной болтанке. Когда миновали вешку двухсотого километра на правом берегу, в лоб ударил упругий восточный ветер. Сорвал пену с гребней волн, тряхнул маленький катер так, что заскрипела жестяная обшивка.

Волны теперь шли навстречу течению — редкое и опасное явление в здешних местах, мешающее ориентировке. Затерялись в мешанине воды и ветра редкие буи и бакены — указатели мелководий.

Павел, выросший на Волге, тем не менее впервые видел речной шторм. Такой. Низко, царапая трубу катера, неслись клочковатые облака, хлестал тропический ливень, до срока стемнело. У скальных берегов грохотал прибой — не пристать к берегу катеру! Оставалось одно — вперед.

К Комсомольску подошли глубокой ночью. Экипаж работал уже из последних сил, особенно устал капитан. Неверов тоже еле держался на ногах. Но это была нормальная мужская усталость. Произошло чудо: ревматизм отступил, дальневосточная закалка сработала лучше микстур.

В виду скупо освещенного города катер ударился о неведомую подводную преграду — камень ли, намокшее ли бревно. Мотор кашлянул и обиженно заглох…

Моторист облазил, ощупал каждое доступное место двигателя. Но так и не нашел поломку. Заклинило винт? Погнуло ударом? Еще что стряслось? Оставалось только гадать. Мощное течение разворачивало судно, унося его мимо Комсомольска, в сторону моря.

В рубке и машинном отделении скоро тоже стало темно, как на палубе — сели аккумуляторы. Паша копался в двигателе при свете коптилки, сооруженной из старой патронной гильзы и промасленной ветоши.

Начало светать, но ливень и не думал утихать. Плыли назад очертания незнакомых уже берегов. Гапонов, кажется, скис.

— На кой я согласился трогаться из Хабаровска? — бормотал он. — Знал же, дурак, не первый год плаваю, что нельзя! Связались с циклоном, влипли, Паша…

— Андрей! — перебил его моторист. — Ослабь-ка контргайку на кожухе…

— Какая гайка? У меня уже руки ключ не держат…

— А ты ополосни их горячей водой. В бачке осталось чуток. Легче станет… Сейчас наладим…

— «Наладим»! Железные у тебя нервы, парень. Которую гайку, говоришь?

Поломку удалось найти к полудню. Запустили двигатель. Он нехотя ожил, застучал натужно, поворачивая катер против течения.

— Иди к штурвалу, — сказал Паша.

— Бегу, — послушно ответил капитан.

Медленно отправилось судно вверх, к Комсомольску. Горючее было уже на исходе, когда в пелене дождя показались на берегу черные шалаши «Копай-города».

— В самый аккурат успели, — похвалил капитана заведующий складом, принимая и оприходуя картошку. — Вчера последний овощ доели. Как плавание?

— У него спрашивай, — кивнул Гапонов на моториста.

— Нормально, — ответил Паша.

Илья Саввич Черкасов обрадовался прибытию навигационных приборов. Прибежал, шлепая по лужам, на пристань. Его самолет уже был готов к работе. Приближался заветный день — день первого полета.

— Одно плохо — поле киснет, — сказал озабоченно Черкасов, провожая Павла в барак. — Не помешал бы нам циклон, Павел Сергеевич.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Надоедливый — то теплый, то холодный — ливень приостановил строительство. Циклон трепал тайгу, иной раз бросал на Пермское пригоршни града, по сопкам бурливо текли ручьи, пузырились, огибая стволы на пути к Силинскому озеру. Амур снес временный причал. Несколько судов, среди них катер «Партизан», вынуждены были укрыться в затоне. Вода поднялась до середины дамбы.

Строители пережидали непогоду в избах и бараках, в намокших шалашах и отяжелевших палатках. Было неуютно — костра не разведешь. Курили самокрутки, качали головами, дивясь своенравному климату.

Ночи потянулись теперь тревожные. Полыхали над Пермским молнии, заливая голубоватым призрачным светом архипелаги грузов, укрытых брезентом, лобастые сопки, клокочущий свинцовый Амур. Гулко, ударяя в сердце, стлался гром по низине.

В одну из ночей случилось — прорвало дамбу.

Парторга Окулича, коротавшего над Гегелем бессонницу — в такую погоду ныла старая рана в предплечье, — заставил поднять голову от книги близкий раскат. Гром прозвучал отрывисто, странно — с хрипотцой как будто, и сразу в монотонный стук дождя по кровле времянки вплелся клекот потока.

Окулич накинул на худые плечи офицерскую плащ-палатку, давний трофей гражданской войны, выскочил в дождь.