«Circumdederunt me gemitus mortis, etc.[526]
[527]. Увы, Боже, сущий на небесах, что я был когда-то рожден в этот мир! Начало жизни моей было с криками и стенаниями. Исход мой — с горестным воплем и плачем. Ах, меня окружили смертные воздыхания, адские муки обступили меня. О смерть, лютая смерть, ты — непрошеный гость к моему молодому, веселому сердцу! Как мало думал я о тебе, а ты ко мне приблизилась сзади и застала врасплох. Ох, ты ведешь меня в оковах своих, как связанным ведут осужденного туда, где его собираются умертвить. Я всплескиваю руками над своей головой, заламываю их от тоски, ибо хотел бы от тебя скрыться. Взираю вокруг во все концы этого мира, не подаст ли мне кто-нибудь совета иль помощи, но возможно ли это? И вот, слышу, как смерть изрекает во мне такие слова, несущие гибель: “Ни друзья, ни богатства, ни знания, ни хитрость не помогут тебе. Так тому и быть!” Увы, неужто это случится? О, Боже, неужели мне придется отсюда уйти? Неужто настало время прощаться? Увы, что я когда-то родился! Ах, смерть! Увы, смерть! Что сотворишь ты со мной?»[528]Служитель. Любезный человече, к чему сокрушаться? Такова общая участь богатых и бедных, юных и старых, ибо гораздо больше тех, кто умирает до срока, чем в срок[529]
. Или ты захотел избежать смерти один? Думать так — великое неразумие!Ответ умирающего, не готового к смерти. Увы, Боже, что за горестное утешение! Не я неразумен, а те, кто жил, не помышляя о смерти, и не страшился ее. Они слепы, умирают подобно скоту, не ведая, что у них впереди. Я жалуюсь не на то, что мне приходится умирать. Я сетую, что должен умереть не готовым. Умираю, но к сему не готов. Оплакиваю не только конец своей жизни, но вздыхаю и плачу обо всех чудных днях, что были потеряны мной и бесполезно прошли. Я — как не вовремя рожденный, отверженный выкидыш, словно цветок, сорванный в мае. Дни мои пролетели быстрей, нежели пущенная из лука стрела, забвение покрыло меня, как будто меня никогда не было, подобно пути летящей по небу птицы, который исчезает за нею и остается никому не известным[530]
. Поэтому слова мои полны горечи, а мои речи — печали. Кто бы мне, несчастному, дал быть таким, каким я некогда был, иметь впереди драгоценное время и знать то, что мне ныне известно. Ах, когда я еще находился в том времени, то его не ценил и позволял ему никчемно и бессмысленно утекать. И вот иссякло оно, я не могу его ни вернуть, ни догнать! Не было столь краткого мига, чтобы я не должен был ценить его выше, испытывать за него благодарности больше, чем та, какую испытывает бедняк, когда ему отдают в собственность царство. Смотри, вот отчего светлые слезы заволокли очи мои, ибо вспять ничего не вернуть. Увы, Боже, сущий на небесах, как расточительно я тратил многие и многие дни! А теперь какая мне от этого польза? Почему я не учился во всякое время тому, как умирать? Эй, цветущие розы, ваши лучшие дни еще впереди! Посмотрите на меня, возьмитесь за разум, обратите свою молодость к Богу и проводите время лишь с Ним, дабы и с вами не случилось того же, что случилось со мной. Ах, молодость, как я тебя промотал! Позволь мне, Владыка небесный, оплакивать это всегда пред Тобою. Я не хотел никому верить, мой бурный дух не желал никого слушать. А теперь, Боже, увы, угодил я в ловушку горестной смерти. Время прошло, и молодость миновала. Было бы лучше, если бы материнское чрево мне стало гробом, чем так бесполезно тратить драгоценное время[531].Служитель. Обратись к Богу, раскайся в грехах. Хорош конец — и все хорошо.
Ответ умирающего, не готового к смерти. Увы, что за речи! Как же теперь мне раскаяться? Как обратиться? Разве не видишь, как я напуган и как тяжело мое горе? Со мною случилось, словно с пойманной пташкой, трепещущей в когтях пернатого хищника и лишившейся чувств из-за смертного ужаса[532]
. Не умею придумать ничего лучше того, чтобы куда-нибудь убежать, но убежать не могу. Меня гнетет смерть и горькое расставание. Ах, покаяние и свободное обращение к Богу людей доброй воли, как ты надежно! Кто медлит с тобой, тот пропадает. О продолжительная отсрочка моего исправления, слишком долгой оказалась ты для меня! Добрая воля без дел и благие обещания без их исполнения погубили меня. Я медлил пред Богом, пока не был ввергнут в ночь смерти[533]. О, всемогущий Боже, не эта ли мука пуще всех мук? Неужели мне не печалиться, что я безвозвратно утратил всю свою жизнь, свои тридцать лет! Не знаю, прожил ли я когда-либо хотя бы единственный день по воле Господней, как был бы по справедливости должен, сослужил ли хотя бы одну службу, воистину угодную Богу. Увы, эта мысль пронзает мне сердце! Ах, Боже, как мне, достойному порицания, предстать пред Тобою и всем войском небесным?