Exemplar

Сладостный Господи, мне [прежде] казалось: будь я облагодатствован тем, что приму в свои уста через отверстые раны Возлюбленного моего одну-единственную капельку крови из Его сердца, то сие было бы высшим пределом того, что можно себе пожелать. Но что за чудо, непостижимое сердцу! Я принял не только из Его сердца, не только из рук, не только из ног и всех других Его нежных ран, принял не одну и не две капельки крови, но воспринял через уста в сердце и душу всю Его розово-алую жаркую кровь. Не великое ли это дело? Как не ценить мне того, что недостижимо для всех высших ангелов? Не это ли дело любви?[563] Хотелось бы, Господи, мне, чтобы все мои члены, всё, что я есть и на что я способен, обратились в бесконечную любовь, ради вожделенного свидетельства Твоей благосклонности. Что еще, Господи, есть во всем этом мире, что смогло бы мое сердце порадовать, чего бы оно могло пожелать, коль скоро Ты любезно мне позволяешь вкусить и возлюбить Себя? Сие по праву зовется Таинством любви[564]

. Можно ли где-нибудь услышать или увидеть нечто достойнейшее любви, нежели то, чтобы самому стать по благодати любовью? Я, Владыка, не вижу никакого различия: принял ли Тебя зримым образом Симеон или незримым образом я. Насколько мало мое телесное око способно воспринять подлинное Твое человечество, настолько же мало его телесное око могло созерцать Твое Божество, разве что верою, как теперь это со мною. Да и что мне до плотского зрения? У кого отверсты духовные очи, тому нечего обращать внимание на плотское зрелище, ибо очи духа прозревают глубже и правильней[565]. Я, Господи, знаю по вере, насколько сие можно знать, что Ты у меня в чаше сей[566]

. Чего же мне более? Все, чего желает сердце мое, есть у меня. В тысячу раз полезнее мне, что я не могу Тебя видеть. Да и как в сердце своем я сумел бы усладиться Тобой, зримо имея Тебя пред собою?[567] Так оставляется то, что достойно любви, но отпадает то, что не облеклось в человечество[568]

. Господи, когда я помышляю о том, с каким немыслимым благолепием, с какой любовью, в каком порядке Ты учредил всякую вещь, то сердце мое вопиет громогласно: «О возвышенное богатство бездны премудрости Божией, каково ты само по себе, если ты столь изобильно в дивных своих излияниях!»[569]

Воззри, милостивый Владыка, на вожделение моего сердца! Никогда, Господи, ни единого короля и ни одного императора не принимали с тем же почетом, не обнимали с такой же любовью долгожданного гостя, пришедшего из далекой страны, и ни одного супруга не вводили в дом с тем же восторгом и уважением, как душа моя желает принять нынче Тебя, моего достойнейшего императора, самого дорогого для сердца гостя, возлюбленного супруга души, и ввести в сокровенное, в лучшее, что есть у души и у сердца, предложив Тебе сие с таким почтением, с каким не предлагалось ни единым творением. Посему, Владыка, наставь, как мне себя с Тобою вести и как Тебя принимать, дабы сие было исполнено красоты и любви.

Ответ Вечной Премудрости. Тебе надлежит принимать Меня почтительно и вкушать смиренно. Нужно хранить Меня ревностно, обнимать в супружеской любви и держать перед своими очами в божественном достоинстве. Духовный голод и неизменное благоговение должны понуждать тебя ко Мне больше, нежели привычка. Душе, желающей принять Меня внутренне и вкушать с наслаждением в потаенном затворе своей отрешенной жизни, следует прежде очиститься от пороков и украситься добродетелями, стать охваченной ничем не обремененной свободой, унизанной розами горячей любви, осыпанной прекрасными фиалками смиренного [само]отвержения и белыми лилиями подлинной чистоты. Душа должна Мне молиться в сердечном покое, ибо в покое место Моего пребывания;[570] должна обнять Меня своими руками, исключив любовь ко всему постороннему, ибо такой Я стыжусь и избегаю, как дикая птица — клети. Пусть она воспоет для Меня Сионскую песнь[571], она же есть пламенеющая любовь вместе с бесконечной хвалой. Тогда Я ее обниму, и она склонится Мне на сердце! Если она удостоится тихого мира, незамутненного видения, необычайного наслаждения, предвкушения неизбывной сладости и восприятия вечного блаженства[572], то пусть она сие сохранит, сохранит для себя (ведь чуждый [Мне] сего не воспримет), говоря с воздыханием сердечным: «Воистину, Ты — Бог сокровенный, Ты — потаенное Благо, его же не может знать тот, кто его не вкусил».