Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Следующий период булгаринской жизни – 1819–1830 гг. (начиная с приезда Булгарина в Петербург и заканчивая началом Польского восстания 1830–1831 гг.). За эти десять лет Булгарин из начинающего польского журналиста превратился в одного из самых известных русских писателей. В 1820 г. он стал сотрудником «Сына Отечества», два года спустя начал издавать один из самых популярных русских журналов того времени – «Северный архив», а в 1825 г. совместно с Гречем – «Северную пчелу», которая быстро стала самой распространенной газетой в России. Булгарин был не только успешным редактором и журналистом, но и писателем. Его «Иван Выжигин» был распродан большим тиражом и стал одной из самых известных русских книг, поскольку был быстро переведен на все основные европейские языки. За весь этот период у Булгарина были очень тесные связи с поляками, особенно из бывшего Великого княжества Литовского. Булгарин переписывался с Казимежем Контрымом, Иоахимом Лелевелем, Юлианом Урсыном Немцевичем, помещал статьи виленских ученых в «Северном архиве» (Игнатия Онацевича, Франтишка Чацкого, Анджея Снядецкого, Вавжинца Суровецкого), а также являлся очень активным членом петербургской польской колонии.

За эти десять лет Булгарин стал одним из самых известных поляков в Петербурге, поэтому не удивляет тот факт, что не только в Вильне и на землях бывшего Великого княжества Литовского, которые всегда были тесно связаны с Россией, но и в Царстве Польском элита начала следить за его карьерой. Во второй половине 1820-х гг. он был уже довольно известной фигурой среди польской интеллигенции в Варшаве. Благодаря Иоахиму Лелевелю он был избран членом-корреспондентом Варшавского общества друзей науки. Польский историк уважал и ценил Булгарина, хотя его рецензия на «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина не была полностью переведена и опубликована в «Северном архиве»[1000]. По всей видимости, он понимал, что, поскольку после следствия был отстранен от преподавания в Виленском университете, то стал для издателей в России persona non grata и даже Булгарин не будет рисковать ради публикации продолжения рецензии своим положением и журналом. У членов Варшавского общества друзей науки не было сомнений, что Булгарин своими сочинениями способствовует распространению мнения о благородстве и мужестве поляков[1001]

. Во время заседания Лукаш Голембевский, который представлял к избранию его кандидатуру, отметил, что, «как после падения Греции тамошние ученые приобретали славу в чужом раньше для них Риме, так сейчас и у нас Брониковский [Александр фон Оппельн-Брониковский] и Булгарин прославились, сочиняя не на своем родном языке»[1002]. Анджей Новак – один из самых известных современных польских историков – подчеркивает, что идея о нравственной, цивилизационной и просветительской роли поляков в Российской империи была тогда очень популярной среди поляков. Поэт и общественный деятель Каэтан Козьмян подсказывал своим землякам: «…мы должны объединятся [с Россией] и просвещать ее. Она даст нам силу и позаимствует у нас просвещение»

[1003].

Стоит отметить, что после создания Царства Польского многие поляки, подобно Булгарину, считали, что Российская империя стала их новой родиной. После 1815 г. поляки полюбили Александра I, как раньше Наполеона, и искренне верили, что он планирует воссоздать независимую Польшу[1004]

. Царь многократно неофициально подчеркивал, что хочет расширить Царство Польское за счет литовских земель. Поэтому никого не удивлял тот факт, что многие жители Царства Польского, а тем более территорий бывшего Великого княжества Литовского, переезжали в Петербург, который стал для значительной части поляков новой столицей.

До 1830 г. Булгарин являлся для многих поляков примером умного и предприимчивого человека, бывшего солдата, который, благодаря хорошему знанию русского языка и культуры, смог добиться успеха в русской литературе. Никто не упрекал его в измене. Возможно, некоторые завидовали его популярности и славе, но большая часть польской элиты была только рада его литературным успехам. Вне Петербурга никто не слышал о его сотрудничестве с III отделением, а даже если бы кто-то в Варшаве случайно узнал об этом, то не обратил бы на это внимания. В эти годы III отделение было еще новым учреждением, насчитывавшим 25 сотрудников, и даже жители Петербурга не видели ничего плохого в сотрудничестве с А. Х. Бенкендорфом. Часть петербургских поляков знала о тесных отношениях Булгарина с III отделением, но они никому не мешали, а некоторым, как, например, Адаму Мицкевичу, принесли пользу связи редактора «Северной пчелы» с «высшим надзором»[1005].