Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

С 1820-х гг. многие поляки использовали знакомства Булгарина в Петербурге. Уже в конце 1820 г. В. Пельчинский отмечал в письме Юзефу Ежовскому, что Булгарин «по-русски пишет быстро и приятно. Это неукротимый защитник всего, что польское, и можно сказать, что он сможет изменить ‹…› самое дикое мнение русских о поляках; пишет все по-русски и всегда о польских делах»[1006]. Ежовский представлял Булгарина почти как посла польской культуры в России. Не удивительно, что в этот период не только Ежовский, но и другие известные польские ученые и писатели были хорошего мнения о Булгарине, охотно пользовались его покровительством и печатались в его журнале[1007]

. Для польских ученых публикация в «Северном архиве» была настоящим достижением. У них появлялись новые возможности и новые сотни читателей. Лелевель после успеха первых частей своей рецензии на труд Карамзина написал отцу о намерении писать отныне только по-русски[1008].

С каждым годом росла популярность Булгарина среди польской интеллигенции. «Северная пчела», «Северный архив», а с ними и произведения публиковавшихся там поляков попадали в Вильно, Варшаву и другие польские города Российской империи. Конечно, количество читающих русские издания в Царстве Польском (даже в Вильне) не было большим, но об успехе Булгарина можно было узнать и из других источников. C 1829 г. стали появляться первые переводы его произведений[1009]

. Этот факт не удивляет, потому что Булгарин в это время входил в число самых известных русских писателей, а кроме того, во многих своих произведениях затрагивал польскую тему. Его самые популярные произведения были переведены на польский, причем некоторые – не один раз («Иван Выжигин», «Дмитрий Самозванец»[1010]), но переводы явно уступали подлинникам, и автору не удалось добиться литературной славы у польских читателей. По мнению Александра Погодина, варшавские журналы этого периода постоянно напоминали о популярности Булгарина в России и выражали гордость им[1011]

.

В 1829 г. Немцевич утверждал, что участвовавший в Наполеоновских войнах Булгарин «является одним из самых крупных писателей в России. Он много внимания уделяет Польше и является в литературе в каком-то смысле посредником между литературным миром Польши и России. Благодаря своим связям, знакомствам и значению он оказывает большую помощь своим землякам в Петербурге»[1012]. В этот период поляки ценили Булгарина за его литературную деятельность и темы, которые он затрагивал в своих публикациях. До восстания не было причин сомневаться в его патриотизме и польскости. Никто никого тогда не обвинял за переезд в Петербург и службу в столице Российской империи. Многие поляки даже ценили предприимчивость своих земляков, в том числе и Булгарина. Об этом хорошо свидетельствует мнение Пельчинского: «У меня есть очень близкий друг Булгарин, который ничего не любит больше, чем родину и свободу; возможно, знаешь его несколько статей, особенно из сатир, опубликованных в “Тыгоднике виленским” (“Tygodnik Wileński”). Он написал здесь краткий очерк о польской литературе; сейчас работает над историей польской литературы, которая выйдет на французском языке»[1013]

.

Следующий период эволюции репутации Булгарина у поляков начинается с 1830 г. и длится до его смерти. На 1830 г. пришлись конфликт с Пушкиным, сплетни и информация о доносах из-за литературной конкуренции, подозрения в негласном цензурировании «Бориса Годунова», но главной причиной было Ноябрьское восстание, подавление которого сильно изменило польско-русские отношения.

Хотя в 1830 г. многие польские военные, особенно те, кто помнил гибель армии Наполеона, считали невозможной победу в войне с Россией, большинство молодых дворян Царства Польского присоединилось к восстанию или поддержало его, надеясь на обретение отечеством независимости. Конечно, не все представители польских элит, не говоря уже о прочих, приняли участие в восстании. Даже некоторые генералы Царства Польского пытались остановить восставших и были убиты ими[1014].

Булгарин, как редактор самой популярной газеты в России и в то же время поляк, был вынужден высказаться по поводу восстания. К «Северной пчеле» делались специальные прибавления, которые информировали читателей о ходе Польско-русской войны или, как представляла это газета, подавлении польского мятежа. Если Булгарин мечтал о восстановлении Речи Посполитой в рамках Российской империи, как утверждает Миколай Малиновский[1015], то восстание было для него настоящей катастрофой.