Фаина Федоровна

–Вот видите! – сказала Фаина Фёдоровна. -Вы оказались правы. Рентгенолог вас вообще зауважал. И даже заведующая сразу заткнулась. В общем, будьте спокойны, увезли его в травму. Можете считать, что вы ему жизнь спасли. Представляете, он бы ходил и не знал, что у него перелом, Кольку бы ждал! А потом потерял бы сознание и прямо на месте умер! Прямо на улице где-нибудь. Или дома. А на вас бы уголовное дело завели.

–Не завели бы.

–Почему?

–На молодых специалистов не заводят.

–И кто бы мог подумать, что у него перелом основания черепа? – Рассуждала она теперь сама с собой, быстро перемывая инструменты. – Сам пришёл. Сам разговаривал. А так бы и понесли вперёд ногами. А вы, несмотря, что молодой специалист, вон как диагностировали!

–Слушайте, Фаина Фёдоровна, помолчите, а?

Она оборвалась. – Да что с вами сегодня такое?

Меня переполняло какое-то странное чувство.

–Вот как вы думаете, вот почему там наверху выбрали этого алкаша, а не Виолетту? Не Моряка? Не Мартынова, наконец?

Она посмотрела на меня как-то странно. Я не поняла, что было в её глазах – ирония? Сарказм? Вообще-то это всё было ей не свойственно.

–Ой, ну, у вас и вопросики, – сказала она, невольно повторяя нашего больного. -Вы, что же, хотели бы разменять алкаша на Виолетту?

–Не разменять, но…Ну, пусть бы они оба жили. А то вот этому повезло, а Виолетта…

–Так не бывает, – сказала Фаина Фёдоровна. -Это вам не сказки. Вот моего мужа убили, а негодяи целы остались. Кто это решил? – Не ирония, а что-то другое, горькое, ненавидящее полыхнуло из её глаз.

Я замолчала. Фаина тоже ничего больше не сказала, стала прибирать на моём столе. Шоколадную медаль мы с ней разделили поровну, когда сели пить чай, но не успели насладиться покоем. Снова кто-то из больных заглянул в дверь.

Так мы поняли, что комиссия ушла. А из начальства к нам в кабинет так никто и не заглянул.

Мой короткий совместный опыт жизни с Сергеем внушил мне не только разочарование, но даже страх перед семейной жизнью. Эти несколько месяцев очень изменили меня. Практически всегда я теперь пребывала в плохом настроении, шутки и бутерброды Фаины Фёдоровны меня раздражали. Коридоры поликлиники, кстати, действительно ставшие более свободными к концу второго года моей работы, казались невыносимыми. За два года я действительно подлечила нашу районную «популяцию» больных. Хронические уже ходили гораздо реже: своими процедурами я ввела их в состояние длительной и стойкой ремиссии; Балабанов уехал, острых больных я лечила на раз-два, тяжёлых больных практически больше не появлялось. Фаина Фёдоровна радовалась.

–Ещё годочек поживём спокойно, как люди! А потом вы – в аспирантуру, а я на пенсию. Вы уж меня не забывайте, заходите в гости!

Но я не хотела, не могла больше оставаться в поликлинике «ещё годочек». Я усердно посещала заседания научного общества, я написала две-три работы в местный научный сборник, но аспирантура по отоларингологии отодвигалась всё дальше. На кафедру приходили новые, какие-то незнакомые мне люди, в основном, мужчины гораздо старше меня, и я со своим невзрачным личиком и невысоким росточком интересовала институтское начальство всё меньше и меньше. Я была в отчаянии. Я стала ходить на работу, как автомат. Я и раньше почти не улыбалась, теперь я даже говорила сквозь зубы.

Решилось всё практически за неделю.

Это был снова июль, жара, тополиный пух лежал по обочинам тротуаров, лез в глаза и нос, чесалось лицо, хотелось плакать. Идя домой после работы, я случайно встретила нашего бывшего преподавателя Алексея Порфирьевича. Того самого, который был с нами, студентами, в колхозе, а потом вёл занятия на третьем курсе.

–Оля! Как у тебя дела? Где ты работаешь? Как живёшь?

Группы у нас в институте были маленькие, преподаватели работали с нами постоянно и плотно. Знали всех и помнили долгие годы.

–Ах, Алексей Порфирьевич! Если бы вы знали… – то ли пух был тому виной, то ли нервы у меня были на взводе, но глаза у меня сразу налились слезами. Я плакала, как крестьянская девушка, отданная замуж в злую и жадную семью.

–Что такое? Что случилось?! – Он всполошился, обнял меня за плечи, наклонился, заглянул в лицо. -Оля! Перестань!

Но я не могла перестать.

–Вы нас так учили, Алексей Порфирьевич! Вы с нас так требовали! А я теперь хорошо если пользуюсь десятью процентами тех знаний, которые нам давались с таким трудом… А вернее будет – пятью! – Мне вдруг действительно вспомнились наши экзамены, наши бессонные ночи… Как мне стало вдруг жалко себя!

–А что у меня теперь, Алексей Порфирьевич? Отупляющая спешка, на всё, что хоть чуть-чуть посложнее – на это нет времени, а скоро исчезнет и желание в чём-нибудь разобраться…

–Хватит, Оля! Пошли! -Он взял меня под руку и потащил на кафедру. Институтский корпус располагался недалеко. Мы почти пробежали институтский сквер, мою любимую аллею, хлопнули так знакомо двери за моей спиной, ухмыльнулся, приветствуя, опустевший на лето гардероб…