Фаина Федоровна

–А давно здесь главенствует Николай Иванович?

Ту, мою, самую первую больницу из красного кирпича закрыли уже, бог знает, сколько лет.

–Его прислали к нам в прошлом году.

–Вот как? Мне казалось, я его давно знаю.

–Верно. – Секретарша придвинулась поближе к моему уху. -Николай Иванович начинал работать в нашем городе. А потом он стал подниматься вверх, вверх… – Она со значение показала крепким пальцем с ярко красным ногтем в потолок. -А в прошлом году он вот снова приехал к нам.

Я подумала: сослали перед тем, как отправить на пенсию?

–Ему ведь, наверное, семьдесят, не меньше?

Секретарша сделала строгое лицо. Глаза у неё были светлые, прозрачные с ясным чёрным зрачком и чётко обведёны косметическим карандашиком. Вокруг уголков замазаны тональным кремом морщины. В молодости секретарша, по всей вероятности, была красавицей.

–Николай Иванович наш – ого-го! Столько энергии. А какой опытный руководитель, – и вдруг она вздохнула, будто о чём-то о своём, о собственном. – Время сейчас непростое… -Она взглянула на меня исподволь, со значением.

–Да уж…

Сидеть мне здесь дальше было бессмысленно. Я собралась уже двинуться к выходу, но в этот момент дверь открылась и из кабинета главного врача кто-то вышел. Невольно я обернулась. В ушах у женщины сверкали длинные блестящие серьги, к носу и глазам был прижат бумажный носовой платок. Это была моя заведующая. Мельком она взглянула на меня, но не узнала, я ведь была без медицинской пижамы. Она, не останавливаясь, проскочила мимо. Я пропустила её, посторонившись. Мне не хотелось разговаривать с ней. Секретарша тем временем заглянула в кабинет и быстро вышла обратно.

–Николай Иванович попросил вас подождать несколько минут, – сказала она мне. Уходить уже стало неудобно. Я села в глубокое кожаное кресло, прикрыла глаза. Я будто снова оказалась в далёком, тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году.

***

–Где вы ходите? – встретила меня как-то с утра Фаина Фёдоровна. Комиссия, говорят, какая-то ожидается. Как снег на голову. Требуют подать отчёт прямо сейчас. Я составила, а подписать некому.

–За какое время отчёт?

–За те дни, что отработали с начала недели.

Я взяла в руки листок, подписала. Скользнула взглядом по строчкам. «Отиты остр. и хрон. – 26. Фарингиты остр. и хрон. – 54. Тонзиллиты остр. и хрон. – 32. Процедуры: пункции – 5, вливание масла в гортань- 8, промывание ушей – 8, продувание евстахиевых труб – 36…» Дальше я не стала читать. На душе было мерзко. Опять отиты, опять тонзиллиты, опять промывание евстахиевых труб.

–Вы чего сегодня такая квёлая? -И голос Фаины Фёдоровны весёлый до омерзения…

–Да что с вами такое? – Она подошла ко мне, наклонилась. От неё пахло мылом, духами «Серебристый ландыш», наглаженным халатом и старостью.

–Чаю сейчас вам сделаю. – Фаина достала мой халат из шкафа, расправила, чтобы я только всунула руки в рукава. Сама же на мне и застегнула, как на беспомощном ребёнке. В дверь уже просунулась чья-то голова.

–Не вызывали ещё! – Крикнула Фаина, но не дожидаясь разрешения, в кабинет вошёл мужик, прижимая к лицу смятую тряпку. Тыльная сторона его руки с татуировкой «Саша», которой он держал тряпку, была испачкана высохшей кровью. Потёки крови были и на тряпке, и на рубахе. Я перевела взгляд ниже, на его грязные брюки, на пыльные башмаки. Мне показалось, кровь была и на них.

–Что случилось?

Он промычал что-то. Из-за тряпки было не разобрать.

–Яснее говори! – сердито крикнула Фаина Фёдоровна.

–Бутылкой ударили… – Донеслось, как из бочки.

–Фартук у нас есть? – спросила я, оглядывая свой свежий накрахмаленный халат.

–Сейчас.

–Падали? – спросила я мужика, приглашая сесть.

–Куда? – он вытаращил глаза, не понимая вопроса. Пахло от него водкой, прокисшим вином, луком, старым тряпьём, ещё какой-то дрянью.

–И маску дайте, – сказала я Фаине, наводя рефлектор и сжав зубы и задерживая дыхание. – И тампоны!

Мужик поколебался с минуту, потом осторожно опустил руку с тряпкой.

Посередине его лица, там, где должен был быть нос, чёрно-красным зияла рана. Один край её был неровно отогнут, и грязный розовый лоскут отслоённой кожи с того места, где была спинка носа, вывернулся и свободно лежал под глазом. Из раны виднелась белёсая кость.

–Кто это вас так?

–Ну, ва-аа-ще, вопросики…, – промычал мужик. -А я помню?

–Зубы показать можете?

–Целы. – Тут он понимающе кивнул.

–Я не об этом. Улыбнуться можете?

–Щас, я ещё улыбаться буду… Я сидеть не могу!

–Говорю вам, откройте рот! Покажите зубы.

Он попытался сделать что-то вроде «гы-гы-гы».

–Тошнило вас? Рвало?

Он выразился, типа, ну, даже если и сблевал, чё такого?

–В больницу надо, – сказала я.

–Барышня! – Он перешёл на тон слезливо-истерический. -Пойми ты, барышня! Я не могу в больницу. Перевяжи мне нос чем-нибудь и всё! Я пойду домой и лягу спать. Очень спать хочется. А Колька придёт и всё будет чики-пуки.

–Что за Колька? – спросила Фаина Фёдоровна.

–На рентген, срочно, – сказала я ей.

–Костей носа?

–И черепа.

–Лимит на неделю исчерпан. Вы два дня назад последнее направление выдали.

–Сходите сами, – сказала я. – Скажите, в двух проекциях. Обязательно и быстро.