Фанаты. Сберегая счастье

— А толку-то? — вздыхает Всеволод Алексеевич. — Думаешь, здесь много хороших гостиниц? Есть ещё одна приличная, через дорогу. Но я полагаю, что воду отключил водоканал, а значит, её нет во всём районе, если не во всём городе. Девушка, вы там горничных поторопите, пожалуйста.

На стойку ложится ещё несколько тысячных бумажек. И Всеволод Алексеевич, не удостоив взглядом чемоданы, стоящие посреди холла, берёт Сашку под руку и ведёт на улицу.

— Прогуляемся, Сашенька. Водички попьём. Расслабься. Мы приехали отдыхать.

Сашка смотрит на цветущие каштаны, засыпающие тротуар розовыми цветками, на спешащих к бювету курортников, на безмятежное лицо Туманова, и очень надеется, что он прав. И что этот приезд в Кисловодск получится более удачным. Как же глубоко она заблуждается.

* * *

— В парк или в город? — уточняет Всеволод Алексеевич, когда они выходят из гостиницы.

Отсюда одинаково удобно в обе стороны. Расположение у отеля всё же удачное, хоть с чем-то повезло.

— В парк, конечно! Воздухом дышать, белочек кормить. И людей там поменьше.

— Вот тут я не уверен, — Туманов сильнее надвигает кепку на глаза. — Ну давай в парк, только водички где-нибудь купим, пить очень хочется.

Сашка недобрым словом поминает гостиницу. Ему бы отдохнуть с дороги, полежать полчасика хотя бы, чаю попить, телевизор посмотреть. Гулять сразу по приезду даже Сашка не очень-то настроена.

— Мы стоим в двух шагах от Нарзанной галереи, там бесплатно попить можно, — замечает она. — И полезнее, чем из магазинной бутылки. Только обещайте мне больше не шокировать публику узнаваемым баритоном. Просто зайдём, как люди, наберём водички и попьём, ладно?

— Как скажешь, — усмехается Туманов и движется по направлению к Нарзанной галерее. — Там и людей-то нет. Всем осточертел бесплатный нарзан?

Он толкает дверь, но дверь не поддаётся.

— Написано же, закрыто! — презрительно фыркает тётка в белом халате, проходя мимо. — До двух часов перерыв. Нет, они всё равно в двери ломятся.

Достаёт из кармана ключ, отпирает дверь, заходит и тут же закрывается изнутри. Сашка закатывает глаза.

— Само дружелюбие. Я уже молчу о том, что медик ходит в халате по улице!

Тётка явно ей что-то отвечает, но Сашке через дверь не слышно. Всеволод Алексеевич качает головой.

— Тут за углом гастроном. Пойдём, купим тот же самый нарзан в бутылочке.

Сашка сопит, но послушно идёт. В противоположную от парка сторону. Вот оно ему надо, лишние круги наворачивать. Нарзан из бутылки и дома можно было попить.

В гастрономе людно, даже слишком. У кассы толпится человек десять, и Сашка показывает Туманову на свободный столик:

— Посидите пока, я куплю. Только водичку?

— Я бы ещё пирожное съел. Миндальное.

Всеволод Алексеевич верен традиции. «Каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями… ездим на «Музыку Кавминвод» и едим пирожное в этом гастрономе», угу. Сашка протискивается к стойке, достаёт карточку. И упирается взглядом в табличку «Только наличные деньги!!!». Именно так, с тремя восклицательными знаками. Пассивная агрессия в чистом виде, как будто на тебя уже наорали. И потом, центр города! Курортного! Гастроном! И не стоит кассовый терминал? А так вообще можно было?

Сашка возвращается к сокровищу, устроившемуся на стуле возле окна.

— Всеволод Алексеевич, дайте наличку. Тут карты не принимают.

— Я её печатаю, что ли, — Туманов лезет в карман, достаёт тысячную бумажку, мельче у него не водится, судя по всему. — Надо будет по дороге банкомат найти.

Сашка снова встаёт в очередь, чувствуя сильный дискомфорт. Все торопятся, пихаются. Заказывать надо у одной тётеньки, деньги отдавать второй, потом к первой возвращаться с чеком. Тётеньки как на подбор, толстые, недовольные и в чепчиках на причёсках-халах. Их сюда телепортом из Советского Союза доставили, что ли?

— Бутылку нарзана и миндальное пирожное, — заказывает Сашка и протягивает деньги.

Она ожидает получить бумажку с заказом и сдачу. Но тётенька раздражённо швыряет ей зелёную бутылку и деньги. Сашка машинально сгребает и то, и другое, а толпа уже выдавливает её из очереди. Сдачи должно быть восемьсот восемьдесят рублей, а ей дали девятьсот двадцать. А в зелёной бутылке не нарзан, а «Палпи» с гуавой, о чём свидетельствует этикетка. Растерянная Сашка идёт к Туманову.

— Вот…

Всеволод Алексеевич озадаченно смотрит на неё, потом на «Палпи». Достаёт из кармана очки, смотрит уже через них.

— Сильно нарзан изменился за год, что мы тут не были, Сашенька, — наконец изрекает он. — А пирожное где?

— Нету… И я туда больше не пойду.

— Господи…

Туманов решительно идёт в толпу. Ну вот зачем, его же сейчас узнают и на сувениры растерзают. Тут же сплошные бабульки, которые на его песнях выросли. Но он быстро возвращается с нарзаном и пирожными, двумя. Одно вручает Сашке.

— Нарзанчику? — он протягивает ей бутылку.

— Спасибо, я и «Палпи», попью. Как вам это удалось? Пообещали той мегере в чепчике автограф и билет на «Музыку Кавминвод» в первый ряд?

— Я тебя умоляю, Сашенька. Она меня даже не узнала. Она не смотрит на лица, для неё люди — просто конвейер денег и заказов. Пошли.