Ближе к ночи Арсений, напившись таблеток от кашля, наконец-то провалился в глубокий сон – и вновь очутился всё в том же тоннеле. На этот раз сюжет сна изменился – чёрные аморфные твари уже поджидали его, и, схватив, повлекли вниз. В огромной пещере Арсения встретил тот, кто обитал во тьме. Безродный смог рассмотреть его во всех подробностях.
Царственно возлегавший на полу пещеры, он был огромен – чудовищно огромен. В отличие от своих осклизлых слуг, он имел форму, пусть и постоянно изменявшуюся. В нём попеременно проступали отвратительнейшие черты жабы, нетопыря, слизня – и чего-то самого омерзительного, что есть в мире. Неизменными оставались лишь его глаза – скрытые за полуприкрытыми сонными веками мертвенно-зелёные подземные звёзды, восходящие над надиром – да беззубая пасть, растянувшаяся в сардонической улыбке при его приближении.
И он был чёрным – словно дёготь, словно нефть, словно бездна.
Арсений видел, что бесконечно длинное чёрное тело чудовища, точно корень мирового древа, теряется во тьме, в неведомых, забытых богами глубинах, никогда не знавших света. Из его пасти вырвался красный язык – и вот он вновь оказался в бессветной утробе, без возможности освободиться и вздохнуть, пока будильник не вырвал его, задыхающегося от кашля, в реальный мир.
С огромным трудом ему удалось привести себя в порядок и отправиться на приём. Он чувствовал себя очень странно. Казалось, что большая часть его всё ещё пребывает в чёрной утробе чудовища из сна, а то, что сейчас ожидает назначенного времени у кабинета врача – лишь блёклая тень некогда единого существа. Окружающие старались держаться от него подальше; Арсений полагал, что их смущали непрерывный кашель и покрасневшие глаза.
Врач, принимавший его, выслушал все жалобы, осмотрел, и, предположив грибковую инфекцию, дал направление на анализ и выписал рецепт на ряд лекарств. Также он отчитал Арсения за то, что тот занимался самолечением и не бросил курить хотя бы на время болезни.
Сдав анализы и закупив в аптеке всё необходимое, Безродный поплёлся домой. Там, лёжа в кровати и принимая выписанное врачом лекарство, он с грустью думал о том, что сегодня вечером состоится корпоратив, на который ему, к сожалению, не попасть. От размышлений его оторвал звонок.
– Привет! Как твоё здоровье? – раздался в трубке голос Оли Варакушкиной.
– Привет. Совсем плохо. Кашляю, выплёвываю лёгкие. Сходил в клинику, сдал анализы, результаты через три дня будут.
– То есть, пока неизвестно, что с тобой?
– Врач подозревает, что грибковая инфекция. Выписал мне кое-какие лекарства, принимаю их потихоньку.
– Лечись! Надеюсь, ты будешь жить!
– Да, спасибо. Ну ладно, удачно погулять на корпоративе.
– Ага, давай, пока.
Вызов завершился, и Арсений почувствовал себя ещё хуже, чем до него. Вместе с усилившимся кашлем усилилось и чувство «раздвоенности», которое он отмечал с утра. А ещё на него навалилась какая-то смутная тревога, ощущение безысходности и обречённости, злого рока, нависшего над ним. Рассудив, что всё это было вызвано разговором с Олей и сожалением об упущенных возможностях, которые бы ему предоставил корпоратив, он попробовал отвлечься за просмотром телевизора, чтением – но всё было напрасно; даже наоборот, тревога и предчувствие какой-то фатальной развязки лишь усилились.
День тянулся медленно, и к вечеру Безродный начал испытывать острую потребность в сигарете. Примерно час он боролся с нею как мог, но она оказалась сильней. В итоге, наплевав на предупреждение врача, он выкурил пару ментоловых сигарет. На удивление, это пошло на пользу – тревога немного отступила, а с нею и кашель. Правда, чувство «раздвоенности» никуда не исчезло.
Арсений даже нашёл в себе силы выйти в сеть. Коллеги выкладывали в «Инстаграм»1
первые фото с корпоратива, и он с тоской разыскивал на этих фото Олю – красивую и лучащуюся счастьем, словно лемурийская принцесса в день своего бракосочетания. Вскоре ему стало настолько грустно и постыло, что, не задумываясь о последствиях, он достал из пачки советскую сигарету и закурил её.После нескольких затяжек его накрыл приступ кашля, настолько сильный, что он бросил недокуренную сигарету за окно. Мокрота не отходила, как бы он не старался отхаркнуть её; было очень трудно дышать. Он хотел вызвать скорую, но ставшие непослушными пальцы отказывались набирать даже такой короткий номер. Наконец, ему удалось избавиться от мокроты – огромный чёрный сгусток вывалился на его ладонь – и, извиваясь, пополз по ней, просочившись через пальцы и с омерзительным хлюпом свалившись на пол.
От ощущения неправильности происходящего Арсению стало не по себе. Не хватало воздуха; окружающий мир начала поглощать чернота – он терял сознание. Словно в своих снах, он погрузился в тоннель, заполненный чёрными аморфными тварями. Но в этот раз не они тащили его вниз – он сам шёл, смиренным агнцем пробираясь сквозь массу их склизких тел. Они не следовали за ним – лишь пели странную тягучую песнь тех, кто не имеет рта. Сопровождаемый её звуками, он вступил под своды огромной пещеры, где его уже ждал её обитатель.