– Люди пропадают на Марсе, Ирма. То один, то другой. Кто-то заблудится в буре, кто-то сорвётся в бездну, изучая кратеры. И до ближайшего следователя четыреста миллионов километров.
Не буду скрывать, я впервые испугалась за свою жизнь. Живя на Земле, я привыкла, что всевидящее око коллективного разума лишило приватности не только простых обывателей, но и преступников. Здесь же, в полугоде полёта от Земли, воцарился Дикий Запад – территория беззакония.
– Так что будь осторожна, нарушая правила, – прошипел Анджей, убирая шокер и сменяя выражения лица словно маску.
– Буду, – сказала я, – но и ты оглядывайся.
Думаю, он распознал мой блеф. Годами мои жизнь и карьера зависели от умения не влезать в конфликты и не проявлять агрессию, что сделало меня абсолютно беззащитной.
…Возможность попасть в Офир Хазму представилась в середине месяца Карка по марсианскому календарю.
Мне приказали добраться до Лабиринта Ночи и найти пропавшего следопыта. Но бросить его там, если он нарушил запрет и подобрался слишком близко. Я попросила дать напарника, но Анджей Ким лишь развёл руками, мол, нехватка людей. Чушь и ложь.
Я потратила половину сола, марсианского дня, чтобы добраться до места, где бедолага в последний раз выходил на связь. Дрон-поисковик на солнечном парусе проработал лишь три часа и после рухнул мёртвой птицей в каньон, поэтому ещё сол я прочёсывала территорию вручную.
Я отдохнула в марсоходе и вновь отправилась на поиски. Темнело, и в голубом небе загорелись жуткие колючие звезды.
Стоило признать, что миссия по спасению провалилась. Если только пропавший не притащил мобильную оранжерею, он мёртв. Семидесятый погибший. И сороковой исчезнувший в красных песках.
Солнце медленно уходило за горизонт, и Олимп отбрасывал длинную тень. Я стояла недалеко от «входа» в каньон – места, где ветер выбил в породе циклопические ступени.
Каким бы сильным ни было желание посмотреть на загадочное и запретное место, у меня кончались запасы воды. В светлое время я могла бы увидеть белый силуэт скафандра, но ночью поиск становился невозможным.
Я передала запрос на признание следопыта пропавшим без вести и уже была готова повернуть назад, когда услышала несущийся откуда-то неподалёку крик.
Это был истошный вопль о помощи, когда человек от боли теряет рассудок. Я замотала головой, пытаясь увидеть зовущего, но скафандр закрывал мне половину обзора.
Бросить поиски можно. Бросить умирающего – нельзя.
Я вновь и вновь пыталась понять, где кричит человек, а в это время на Тарсис опустилась чёрная марсианская ночь. Ещё раз осмотрев территорию вокруг спуска, я пришла к выводу, что пропавший соскользнул со ступеней и лежит метрах в ста внизу.
Я отладила мощный бело-лунный фонарь на шлеме, вбила в край каньона страховку и стала спускаться, надеясь, что хватит длины троса.
Чёрные стены сомкнулись над головой, а я всё спускалась и спускалась.
Крики становились громче и, в тоже время, они меняли направление. Будто следопыт, потерявший рассудок, уползал дальше вниз.
Через десять минут я уже искренне хотела, чтобы он замолчал, чтобы с чистой совестью повернуть назад.
Краем глаза я заметила движение и вздрогнула всем телом.
Это были колонисты, бравые космонавты из города Чан Ю. Луч фонаря выхватил их нелепые фигуры в белоснежных скафандрах. Они стояли на краю каньона, сложив руки в странном жесте. Я попыталась пробиться на их радиоволну, но не уловила ничего кроме помех и едва слышного мычания.
Что это за религиозный культ? Что за извращённый богомерзкий обряд они совершали? Меня осенило – человек, поиски которого я так необдуманно вела, был жертвой, а каньон – культовым местом.
Я замерла и выключила фонарь. Мычание стало громче.
Чёртовы сектанты и их обряды. Я попыталась вернуться назад, но белоснежные скафандры выстроились в ряд. Трое сжимали контрабандные пистолеты. Даже если это не огнестрел, а травмат, достаточно было слегка задеть шлем или рукав, чтобы обречь меня на гибель.
– Что вам нужно? – спросила я.
Тишина. Не поняли вопроса? Или не услышали?
В это мгновение по каньону пронёсся крик столь отчаянный, что я содрогнулась всем своим естеством. Шеренга сектантов попятилась назад. Крик становился громче и менее похожим на человеческий. Он был то слишком высоким, то слишком низким, то оборачивался тишиной, вырываясь за пределы воспринимаемого диапазона.
А потом ступени ушли из-под ног, и я провалилась во тьму.
Когда я пришла в себя, то умирала от жажды. Трос, на котором я повисла как тряпичная кукла, был натянут на максимальную длину. Во тьме я схватилась за него и попыталась посмотреть на небо, но не увидела ничего, кроме черноты. Даже если бы каньон невообразимо расширялся вниз, я бы могла разглядеть узкую полоску усеянного звёздами неба.
Но сверху была только тьма.