– Знаете, я просто полюбил рисовать и понял, что это мое призвание, – мягко ответил Итиро Курояма и улыбнулся, от уголков узких глаз лучиками разбежались морщинки. Он указал на керамический чайник: – Хотите еще чаю?
Курояма с самого начала предложил общаться по-английски и говорил на моем родном языке весьма недурно для японца.
– Спасибо, не откажусь, – я склонил голову в вежливом полупоклоне; в Японии быстро привыкаешь к этому жесту.
Курояма потянулся к чайному столику и разлил по чашкам светло-зеленый напиток. Мы расположились вдвоем на узком диване в крохотной квартирке в Синдзюку – большую часть единственной комнаты занимал письменный стол, заваленный набросками к будущей манге в жанре хоррор.
Я редко берусь за работу для малозначительных журналов типа «Мир отаку», но личность известного мангаки5
, японского «короля ужасов» меня внезапно заинтриговала. Посмотрев его работы, я удивился, насколько они были реалистичными и при этом нереально жуткими. Рисунки затрагивали темные стороны души, будили подспудные страхи, заставляли содрогаться от ужаса. Чтобы изобразить такое, мало богатого воображения. Казалось, этот человек действительно верил в то, что рисовал.Интервью шло гладко, как конькобежец по ровному льду. Курояма вел себя спокойно и доброжелательно, охотно отвечал на вопросы, и все же меня не покидало чувство, что он находился в постоянном напряжении. Во взгляде маленького тщедушного японца время от времени сквозило затравленное выражение, и, казалось, он с трудом давил в себе желание оглядеться по сторонам.
– И последний вопрос, – конечно, самое интересное я приберег напоследок. – Во всех ваших мангах есть некий второстепенный персонаж. У него разные лица, но одна общая черта: он безмолвный наблюдатель и никогда не принимает участия в сюжете. Зачем вы его рисуете? Кто он?
Пока я говорил, Курояма бледнел прямо на глазах, на виске выступила капелька пота, во взгляде появился неподдельный ужас.
– Простите, – сказал я после паузы, поняв, что ответа не последует. – Вероятно, вы хотите оставить интригу для читателей.
Курояма судорожно кивнул, его лицо немного расслабилось. Мангака производил впечатление здравомыслящего и даже уравновешенного человека, однако он явно чего-то панически боялся. Меня редко подводил профессиональный нюх, и сейчас я нутром чуял окутывающую Курояму мрачную тайну. Захотелось докопаться до разгадки во что бы то ни стало.
– Большое спасибо за интервью, – я поднялся с дивана. – Было приятно пообщаться. Возможно, вас удивит моя просьба… Но я хотел бы пригласить вас пропустить со мной рюмочку-другую в баре.
Шансов, что Курояма согласится на предложение малознакомого человека, было немного. Однако, к счастью, я увидел на его лице сомнения и решил дожать:
– У моего сына сегодня день рождения, а все родные остались дома, в Штатах, – я постарался добавить в голос грустную нотку. – Друзей в Японии у меня нет. Я был бы очень признателен, если вы составите мне компанию.
Конечно, никакого сына у меня не было, но японцы свято чтят семейные праздники, к тому же зачастую не дураки выпить. Я выжидательно смотрел на Курояму, пока он наконец не кивнул.
– Спасибо за приглашение, мистер Ринкорун, – он произнес на японский манер фамилию, которую я ему назвал.
Разумеется, я представился псевдонимом, который отчасти позаимствовал у шестнадцатого президента США.
***
Мы сидели за столиком одного из оживленных токийских баров в Кабуки-тё, потягивая виски со льдом – Курояма тоже не жаловал своеобразный рисовый напиток, который японцы называют сакэ. Пока разговор крутился вокруг общих незначительных тем, я осторожно пытался прощупать почву, найти ту единственную ниточку, что приведет к разгадке. Однако Курояма с каждым глотком становился все мрачнее и неразговорчивей. Вспомнив простую истину «все мы родом из детства», я решил попробовать зайти с этой стороны.
– Знаете, когда я был маленьким, ужасно боялся ходить ночью в туалет и даже мочился в постель, – я рассмеялся и посмотрел на Курояму, тот даже не улыбнулся. – Мне казалось, что из-под кровати протянется рука и непременно схватит меня за ногу. Весьма распространенный страх. Полагаю, ваше богатое воображение рисовало что-то более впечатляющее.
– Я совершенно не помню, чего боялся в детстве, – ответил Курояма. Черт бы побрал этого японца! Ведь должна же быть какая-то зацепка… Вдруг он задумчиво добавил: – Все мои детские страхи были вытеснены впоследствии.
– Чем? – я затаил дыхание.
– Мне было тринадцать, когда я впервые увидел его, – Курояма обратил на меня слегка затуманенный взгляд раскосых глаз. Я замер, боясь спугнуть удачу. – Лицо на сёдзи6
. Вы знаете, что такое сёдзи?Я нетерпеливо кивнул, и он продолжил: