Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

Но то, что контролировало моё тело, не заботилось ни о целости костей, ни о сохранности скафандра. Упав, я покатилась по камням.

Воздух уже давно закончился. Почему я дышу? Почему я жива?

Третий ярус, четвёртый, пятый. Каждый из них был высотой несколько десятков метров, и в конце каждого из них я упиралась в гладкую исполинскую стену, внизу которой располагался маленький проход. Их можно было бы назвать шахтами, но это не даст вам понимания того, насколько чужеродной была архитектура в Лабиринте Ночи.

Раньше я мыслила категориями естественное и искусственное. Но мы, трёхмерные создания, осознающие своё существование лишь несколько тысячелетий, и представить себе не можем другую категорию. Не естественное и не созданное. Не живое и не мёртвое. Нечто иное, за гранью понимаемого. Как цвета, которые мы не видим, и звуки, которые мы не слышим.

Оцепенение спало, и я вновь обрела контроль над телом. Но я не смела даже думать, насколько глубоко под поверхностью Марса нахожусь.

Ускорив шаг, я тут же споткнулась. Моя нога застряла по колено в липкой чёрной массе. С усилием я освободилась, и чёрная жижа чавкнула.

И тогда я услышала хохот. Человеческий, хоть и совершенно безумный.

Я посветила фонарём. У основания стены сидел колонист с эмблемой города Чан Ю на скафандре.

– Мы – марсиане, мы – марсиане, это – наш дом, наш дом, – шептал он обескровленными губами.

– Что это за место? Как отсюда выбраться? – в отчаянии спросила я.

– Оно здесь, оно везде. Но спит, и будет спать… пока… пока не настанет час… и когда настанет час…

– Та тварь в тоннеле?

– Здесь только мы и Марс. Оно спит в недрах. Но мы ждём. Мы ждём, когда оно пробудится, – его лицо исказила кривая ухмылка, и он захохотал, а потом закричал и затих.

Я отпрянула, и луч фонаря скользнул по стене за его спиной.

Я уже пережила несколько периодов беспамятства и хотела бы, чтобы дар краткосрочной амнезии снова снизошёл до меня.

От спины колониста, там, где должны быть баллоны с воздухом, отходили омерзительные отростки. Они уходили вверх, покрывая стену чёрной паутиной. Когда умирающий делал вдох, отростки сокращались как живые.

– Оно спит! Оно спит! Но оно проснётся! Сколько пропало без вести? Они не пропали! Не пропали! – изрыгал человек слова и проклятия. – Они внутри, внутри, внутри!

Я в ужасе попятилась от него и, чем дальше оказывалась, тем более жуткую картину видела. Чёрная жижа стекала со стен и собиралась в лужи, а стены покрывали живые и дышащие отростки.

– Приходите, приходите! – хохотал человек, а отростки сокращались всё сильнее. – Чем больше людей придут, тем раньше Оно проснётся! Оно ждало, ждало, ждало!

Сколько же я уже брожу по этим тоннелям? Потеряла чувство времени. Мне нужно выбраться, но ноги продолжают нести меня вперёд. Я могла бы дотянуться рукой до спины и прощупать баллоны, но опасаюсь, что там зияет дыра, а от моей кожи в невообразимую высь уходит чужеродный отросток, который, словно пищевод, снабжает меня воздухом.

Хлюпанье становится громче, и я уже различаю силуэты колонистов, прикованных к стенам омерзительными отростками. Но их гораздо больше, чем то количество землян, что когда-либо посещали Марс. Во тьме сложно разобрать детали. Однако того, что видно, вполне достаточно, чтобы понять: многие из обречённых жертв Лабиринта Ночи – не люди.

Они живые и лежат здесь с невообразимой древности. Ещё с тех эонов, когда поверхность планеты была совсем иной.

Оно там, в глубине. Не живое, не мёртвое, не естественное и не созданное руками безумных мастеров. Оно спит и ждёт. Спит и ждёт.

Я продолжаю идти. И говорить. Говорить, говорить…

Оно спит, но проснётся. Оно мертво, но скоро оживёт. Я иду… иду…

…Иду…

Лицо на сёдзи

Алдана Букова

– Курояма-сан, насколько мне известно, вы закончили Токийский университет и несколько лет работали адвокатом. И даже преуспели на этом поприще. Что заставило вас сменить профессию?