Фантомный бес

И вот, наконец, Горькому поручили самое важное дело: подготовить и провести Первый съезд советских писателей. Что формируется тоталитарный «союз творцов», из которого правда жизни будет утекать, как из дырявого кувшина, — этого поначалу он не понимал.

Ферми и фашизм

— Ну, рассказывай, что вы делали в школе нынче утром? — спросила семилетнюю дочку Лаура Ферми.

— Сначала мы читали молитвы, — ответила Нелла. — Одну маленькую молитву младенцу Христу, одну маленькую молитву королю и одну Муссолини. Они их услышат и…

— Младенец Христос, может быть, тебя и услышит, — усмехнулась Лаура. — А вот король и Муссолини едва ли. Они такие же люди, как и мы с тобой. Наши молитвы услышать они не могут.

— Нет, могут, — упрямо заявила Нелла. — Разве учительница заставила бы нас читать молитву Муссолини, если бы он не мог нас услышать? — Синие глаза девочки смотрели на мать с несокрушимой уверенностью.

Лаура не знала, чем возразить.

— Мы будем вступать в младшую фашистскую группу «Дочь волчицы», — продолжала Нелла почти с упоением.

— Это та волчица, что вскормила Ромула и Рема?

— Конечно, та. Я надену мою новую синюю юбку и белую блузку. Ты завяжешь мне бант? А черную шапочку я надену сама. Другие девочки тоже будут в черных шапочках. И мы будем маршировать: раз, два! раз, два! Как ты думаешь, им будет приятно смотреть на нас? Мы им понравимся — и королю, и Муссолини, и младенцу Иисусу?

За ужином Лаура поведала Энрико о разговоре с дочерью.

— Ну-ну, — ответил физик без всякого выражения. — Если так пойдет и дальше, нам придется уехать из этой страны.

— Как? Неужели! — огорченно прошептала Лаура.

(Подобные домашние истории Лаура Ферми позже во множестве включит в свои знаменитые мемуары.)

С утра до ночи Энрико Ферми пропадал на работе. Он жадно следил за тем, что делали в Париже Ирен Кюри и Фредерик Жолио. Супруги бомбардировали альфа-частицами пластинку алюминия и получили радиоактивный фосфор. Мировое ученое сообщество было поражено и восхищено. Назвали это искусственной радиоактивностью, а супругам не замедлили вручить Нобелевскую премию. Но Энрико пошел дальше. Он придумал бомбардировать элементы нейтронами. Это было ново и необычно. Вместе с друзьями-соратниками Эдоардо Амальди и Франко Разетти он последовательно облучал нейтронами почти все элементы — от водорода и лития до тория и урана. У них был драгоценный грамм радия. В смеси с бериллиевой крошкой получался пусть и слабый, но все же вполне пригодный для опытов источник нейтронов. Счетчик Гейгера, дабы не было наведенных помех, размещался в другом конце здания. После каждого облучения измерять надо было тут же. Они мчались с пробирками в руках, спотыкаясь и чуть ли не падая, по длинному коридору наперегонки. Выглядело это смешно. Впрочем, они были молоды и задорны. Масштаб опытов был скромным, а результаты — великими. В отличие от альфа-частиц нейтроны были способны достичь ядра. Долго не получалось ничего. Но экспериментаторы были терпеливы и упорны. И вот, начиная с элементов средней группы, случилось необычное. Одни элементы начали превращаться в другие.

До этого в Италии не было ни одной современной физической лаборатории. Ферми подобную создал. И сразу — мирового уровня. Он с коллегами первым научился получать новые элементы. Сбылась тысячелетняя мечта алхимиков. Свинец можно было превратить в золото.

Стало ясно, что самая главная научная премия для Ферми — не за горами.

В фашистских газетах (а других в Италии уже не было) замелькали хвалебные статьи. Авторы захлебывались: передовой фашистский строй возрождает науку. Только он на это способен. Мы — впереди планеты!

Холстен и его тень

Итак, жгучий глаз лондонского светофора в сентябре 1933 года перетряхнул всю жизнь Лео Силарда. Незадолго до этого он побывал в гостях у старшего своего друга Герберта Уэллса. По просьбе писателя его подруга баронесса Будберг разыскала на полках довольно увесистый том.

— Вот, дорогой Лео, это та самая книга, — сказал Уэллс. — Мне давно хочется знать ваше мнение.

Силард еле слышно прочитал вслух название книги — «Мир стал свободным».

— Боже, это та самая — про атомную войну? — воскликнул он.

— Та самая. Ей ровно двадцать лет. Книга, которую, мне кажется, никто из умных людей так и не прочитал. Может быть, вы рискнете?

— Мой дорогой и великий друг, — взволнованно сказал Силард. — Не знаю, кто как, а я-то точно рискну. Я ведь давно собирался. Суета заедала. Но нынче у меня прорва времени. И я вам бесконечно признателен.

— Ну-ну, — сказал Уэллс. — Читайте. Не знаю только, что из этого выйдет.

Три дня Силард не выходил из своей комнаты. Он читал и перечитывал роман Уэллса. Многие места подчеркивал карандашом.

«Атомная энергия в наших лабораторных установках? Почему бы и нет? — пробормотал он. — Выдуманный писателем расторопный и настойчивый Холстен сумел. А я что, тупее?»