Фантум 2013. Между землёй и небом

– Бонифаций, – Роман пожал ему руку, – скажи, зачем всё же натуральный строй покорился темперированному?

– Покорился, вот-вот! – обрадовался Бонифаций. – Ты понимаешь! Там просто война была, такое чудаки устроили!

– Какая ещё война? – удивился Роман.

– Это не все знают, – уклончиво сказал Бонифаций, – мне тут в магазин бы зайти, понимаешь. Я бы тебе много рассказал.

Бонифацию хотелось, понимаешь, выпить. Роман купил ему водки. Пить её было негде. На улице – незаконно, да и сыро. Эпоха гостеприимных подъездов давно канула в прошлое. Пришлось вести Бонифация в новую квартиру. Уж очень заинтересовали Романа слова про войну и натуральный строй.

– Короче, стали они потихоньку подменять, – начал Бонифаций, опрокинув первую рюмку. – Сначала – Пифагор, собственно. Он же полубогом себя считал, понимаешь, всегда был в белой одежде. Он немножко натуральный строй подрихтовал, чтобы попроще было для простых людишек. Чтобы можно было простой арифметикой все соотношения высчитать. Потом в средние века правильные чудаки были. Они захотели настоящей гармонии – всё же Творца, понимаешь, прославляли, не просто так. Не понравилась им пифагорейская упрощённая терция, услышали они, что это недостаточно божественно. Ну и нащупали эту «дидимову комму».

– Я знаю, – сказал Роман, – у Пифагора соотношение частот терции ⁸¹/₆₄, а натуральная – ⁵/₄, эта разница и называется «дидимовой коммой».

– Не совсем так, – Бонифаций стремительно поглощал водку. – Комма – это не отличие, не пустота между чем-то и чем-то. Комма – она как особенная нотка. Нащупаешь, и будет божественное звучание. Ты-то нащупал. У тебя уши мировые, понимаешь!

– Ну а в чем война-то была? – Роман боялся, что Бонифаций скоро совсем утратит способность связно мыслить.

– Ну, сражались они друг с другом, конечно. Когда светлый Царлино высчитал свой pure intonation

– натуральный строй – не все обрадовались. Ограничения в нём были немалые, это точно. Только в некоторых тональностях музыку можно делать. И то при хороших ушах. Но разве человек может хоть как-то приблизиться к божественному, не ограничивая свою природу? А потом пришёл хитрый Эйлер и поделил октаву на равные отрезки. Чтобы ушами, значит, не нащупывать, а всё заранее готово было. Сделал не божественно, но удобно. Вообще-то делить октаву первый не Эйлер придумал, а китаец один. Кажется, Чжу Цзай, если не путаю. Коллективизацию в музыке учинил.

– Почему коллективизацию? – засмеялся Роман.

– Ну как? Всё отнять, равномерно поделить и распределить. Только китайцы небожественной музыки не захотели, нам подсунули. А мы…

– Слушай, Бонифаций, – прервал его Роман, – ну какая здесь война? Просто с темперированным строем музыку делать гораздо удобнее. Удобство же всегда победит!

Бонифаций яростно встрепал немытую шевелюру.

– Слава богу, нет! Не всегда удобство побеждает, понимаешь! Заповеди соблюдать тоже не самое удобное дело! Соблюдают же… всё-таки!

Роман удивлённо посмотрел на Бонифация.

– Ты верующий стал, что ли?

– Хотелось бы… Непросто это. – Бонифаций дрожащей рукой перевернул опустевшую бутылку, пытаясь отыскать в ней хоть немного водки. Бутылка выпала из руки и покатилась по стильному фиолетовому ковролину. – В общем, можно сказать, не получилось у меня, понимаешь…

– Слушай, а как же Бах? – торопливо спросил Роман. – Он же гений, и устремления у него возвышенные были, насколько я знаю. А ведь именно он создал «Хорошо темперированный клавир».

– Ну да. Гений с устремлениями. Как академик Сахаров со своей водородной бомбой. Бах и закрыл окончательно сакральную музыку. И сделал это так гениально, что ни у кого неудобств не возникло. Великий гуманист, понимаешь! Пойду я.

Бонифаций попытался встать, рухнул на ковролин рядом с бутылкой. Вдруг закатил глаза и начал нехорошо похрипывать. Всё произошло очень быстро. Роман испугался и позвонил Лидусе, которая как раз в это время брала очередные билеты в Москву.

– Ему надо срочно очистить желудок! – закричала Лидуся. – Может, твоя водка вообще палёная!

Роман схватился за голову.

– Куда я его потащу! Там Осик в коридоре с какими-то людьми, небось, нужными!

– Значит, в комнате сделаешь. У тебя есть кулер и мешки для мусора. Что ж теперь – умереть человеку?

Пока они мило беседовали – Бонифаций сам очистил желудок, не воспользовавшись мусорными пакетами. После этого ему полегчало, но стало стыдно. Он начал рваться из комнаты, как птица на волю. Роману пришлось удерживать его, пока неизвестные голоса в коридоре не затихли. После чего Бонифаций уполз, непрерывно извиняясь, но оставив блевотину на ковролине.

Почти сразу после его ухода в комнату Романа заявился Осик. Осмотрел блевотину и веско сказал:

– Надеюсь, это первый и последний раз, Ромушка!

– Ты что, думаешь, это я?

– Нет. Я видел, как ты его приводил. Мы договаривались ведь, что у нас здесь… таки приличная квартира.

Роман и сам раскаивался, что привёл Бонифация, но тон Осика ему не понравился.

– Я, знаешь ли, сам люблю приличные квартиры. Но с какой радости ты указываешь мне? Это – моя комната, я плачу за неё.