Фаранг

— Семь лет несчастий! Родился остроухий! Семь лет неудач, болезней и голода!

На крыльцо выходит староста — похожий на гнома сморщенный человек. Долго смотрит на меня. Трогает заскорузлыми пальцами мои крохотные розовые, остроконечные ушки.

Испускает тяжелый вздох. Поворачивается к толпе. Вздыхает снова. И громко:

— Убейте ребенка! Убейте мать! Убейте отца! Дом сожгите!

Вдруг — конский топот. Далекий. Затем близкий. Толпу раздвигает группа всадников. Не могу их разглядеть… меня держат вполоборота. Алые плащи…

— Отдай ребенка.

Голос скрипит, как свежий снег под сапогами.

Меня передают в другие руки. И — надо же такому случиться! — в момент передачи роняют…

* * *

Кто-то хлопал меня по щекам, настойчиво и властно.

— Ну, ну, Лис, просыпайся.

Я замычал, потом рыкнул: кто смеет бить Джорека, великого героя? Сейчас как встану, как врежу!

— Давай, давай, Джорек, кончай спать! Ура, траля-ля, на небо выползла заря! Пора подниматься, за работу приниматься!

Удары по моему лицу стали сильней, яростней, меня колотили с наслаждением.

— Ну, хватит дурочку валять! Мне известно, что твое тело справляется с любым ядом! — Он мерзко и двусмысленно хихикнул.

В моих глазах понемногу прояснялось. Я увидел красную мозолистую ладонь, летящую к моему лицу, и, на рефлексах Джорека, попытался ухватить ее зубами.

Йорик рассмеялся.

— Узнаю Лиса!

Я попытался сфокусировать взгляд на Йорике. Со зрением были какие-то нелады, но пленка перед глазами быстро рассасывалась. Крохотные гномы в моей голове колотили молоточками по вискам и затылку, но уже лениво, видимо, им хотелось спать.

— Ох-х…

— Во-от, очухался, радость ты моя семипядная! А и всего было в пиве, что дурман-трава. — Он снова мерзко захихикал. — Побольше, конечно, чем для обычного человека… — Он пошевелил в воздухе толстыми пальцами. — Чем для пяти человек. Но и ты у нас парниша не простой, ага?

Намекаешь, что я не совсем человек? Я это знаю, спасибо. Исходя из нынешнего сна — я уникум, вроде полукровки, реликта или мутанта.

— Крэнк… Что-то не заладилось у нас, Йорик…

Корчмарь бросил на меня выразительный взгляд:

— Ды ты, Лис, догадлив. Ну, очухался, болезный? Два часа тебя не могли добудиться, хилый ты стал. Стареешь!

Не хилый, Йорик. Внутри Лиса — другой человек. А сам Джорек изможден переходом. Все очень просто, если понимать, что регенерация Джорека напрямую зависит от его физиологии, от водно-солевого обмена и потребленных калорий. Поел-попил — восстановился. Но только постепенно, ведь пищу еще нужно обратить в энергию, а это происходит не так уж и быстро.

Я сидел перед небольшим круглым столом в главной зале. Руки заведены за спину и надежно примотаны к спинке стула. Зал едва освещен — одна вечная лампа на стене, вторая — на столе, заполненном какими-то бумагами. Светильник был пузатый и матовый, внутри спокойно тлело маленькое желтоватое солнце.

Я повертел головой. Ставни заперты, но за ставнями — я помню — решетки. И, конечно, в зале никаких посетителей. Йорик сидел по другую сторону стола, отхлебывал зеленоватую дрянь из маленькой рюмки и сверлил меня взглядом. Белый фартук корчмаря он так и не снял.

За спиной чуть слышно скрипнула половица. Я закрыл глаза и, отдавшись на волю синестезии, увидел позади два мутно-белых пятна. Яджи. Йорик страхуется на тот случай, если мне удастся разорвать веревки.

Странно, но я не ощущал страха. Ярость — была, но ее я пригасил. Что-то подсказывало: коль не убили сразу, стало быть, есть крупный шанс выпрыгнуть из этой переделки живым.

Корчмарь сцепил руки на груди и сказал:

— Не знаю, какие у тебя дела с Азартотом, и мне плевать. Этот мандрук тут больше не смотрящий от своих — и твоих — покровителей. Теперь тут я — надолго. И мои покровители хотят, чтобы ты кое-что для них сделал.

Покровители? Это какие же у нас покровители? Спросить, что ли? Да только не хочу я рисковать. Сначала послушаем так называемого друга. Вопрос главный — знает ли он, что внутри Джорека — никакой не Джорек? Нет, есть вопрос поглавней: покровители корчмаря — не те ли, кто провернул рокировку с душами — моей и Лиса?

Взгляд Йорика стал твердым:

— Молчишь? Ухо востришь? Этоть верно. Да, я продался, мой дорогой Лис, и продался очень неплохо. Дела сейчас таковы, что покровителей надо выбирать с умом… Ведь скоро… Говорят, скоро проснется Измавер Спящий…

— Что-то не слыхал я этой fishki.

Он взглянул на меня резко и расхохотался:

— Да уж, остер на язык! Не слыхал! Ха-ха-ха! Умеешь пошутить, Лис! Только теперь это никакие не слухи, не помешательство крестьян. Измаверу суждено проснуться, я знаю это от своих покровителей точно. Они слышат глас Спящего, и он говорит, что родилась уже та, что споет Песню Пробуждения…

Я сделал скучающий вид. Корчмарь истолковал выражение моего лица верно: