Фашисты

— Ну, да, — сказал Шилкин. — Хорошее вино.

— Ага. Его любимое.

— Что? Кого? — спросил он. И тут же догадался. — А.

— Нет, он много не пьёт. Но любит иногда вечером пару бокальчиков выпить. Именно вот это вино.

— Хорошее вино, — повторил Шилкин.

Он быстро допил и решил больше не наливать.

— А ваша пьёт?

— Моя? А, нет. Мы с ней оба не пили.

— Совсем, что ли?

— Она вела здоровый образ жизни.

— Почему вела?

— Ну, и сейчас ведёт.

— Говорите так, будто она умерла.

Людмила стала расхаживать по кухне. Шилкина это немного нервировало.

— Она моложе вас или старше?

— Мы почти ровесники.

— Так кто моложе?

— Она моложе на два месяца.

— А кто она по гороскопу? — спросила Людмила.

— Я в этом совсем не разбираюсь. Кажется, лебедь или что–то такое.

— Кто–кто?

Она засмеялась. Потом захохотала.

— А вы кто? Гусь?

— Да вроде нет.

— Извините. Глупость сказала. Когда она родилась?

— В августе.

— Лев или дева?

— 6 августа. А я 11 июля.

— Лев и рак?

— Вам виднее.

— Муж мой — телец. А я рыбы.

«Зверинец», — подумал Шилкин.

— Замечательно, — сказала Людмила. — Львы с тельцами плохо уживаются.

— А вы в этом разбираетесь?

— Немного.

Наконец, она села.

— Как вы считаете, зачем она это сделала?

— Рита? — спросил Шилкин.

У Людмилы немного скривилось лицо.

— Да–да, она.

— А что сделала?

— Ушла от вас. И увела моего мужа.

— Вы уверены, что это она увела, а не он её увёл?

— Я ведь читала переписку. Она в него вцепилась, как удав.

— Он сильно упирался? — спросил Шилкин.

Людмила вздохнула.

— Он голову потерял. У нас был сложный этап. Я заболела. Мне делали операцию. Лежала в больнице. Почему вы не пьёте вино? Он много сил потратил, это правда. Я думаю, ему хотелось сделать какую–то перезагрузку, что ли. А ваша? Почему она от вас ушла?

— Мне кажется, тут всё просто. Влюбилась в другого мужика, меня бросила. Заурядная история.

— Гнилая история.

— Вы правы, наверное.

Людмила взяла бутылку и налила ему полный бокал.

— Они сегодня вернулись с Кипра.

Шилкина кольнуло.

— Откуда вы знаете?

— Я его «Инстаграм» смотрю.

— Ну, что ж, — пробормотал Шилкин и выпил половину бокала.

— Я сегодня опять туда ездила, — сказала Людмила. — Я опять сорвалась. Ненавижу себя.

Она размахнулась и отвесила себе увесистую пощёчину. Шилкин вздрогнул.

— Ведь он клялся любить меня до конца жизни.

— Я понимаю, — сказал Шилкин. — Рита мне тоже такое говорила.

— Вы не могли бы при мне не упоминать её имя?

— Может быть, мы и вовсе тему сменим?

— Прекрасно. О чём поговорим?

— Ну, не знаю. Какой у вас любимый фильм?

Людмила посмотрела на него.

— Любимый фильм? «Вечное сияние чистого разума». Обожаю. А у вас?

— Так сразу и не вспомнить.

— А у вашей?

— Она Тарантино любила.

— Любила? Почему вы о ней всё время в прошедшем времени?

— Не знаю. Непроизвольно.

— Мой любит советские комедии: «Любовь и голуби», «Приключения итальянцев в России» и всё в таком духе.

Шилкин не знал, что сказать.

— Сволочь, — сказала Людмила. — Не вы. Он. Я его ненавижу. А вы?

— Его?

— Нет, не его. Её.

— Ненависти у меня к ней нет, — сказал Шилкин.

— Врёте.

— Толку–то мне её ненавидеть? Что от этого изменится?

— Врёте, врёте, — сказала Людмила. И добавила: — Врёте.

Она встала и вышла. Шилкин допил из бокала и подумал, что засиживаться, наверное, не стоит. Людмила вернулась с бутылкой кагора и бокалом.

— Я всё–таки решила выпить немного. В хорошей компании грех не выпить, правда?

— Согласен.

Первый бокал она выпила почти залпом. Сразу же налила себе второй.

— Я всё время думаю, думаю и думаю только об одном. Не знаю, как остановиться. В голове будто радио. Так ведь свихнуться можно. Я не понимаю, как это случилось. Почему это случилось. Чем я провинилась. Может, меня сглазили? Но это я скоро узнаю. А ещё сны. Когда удаётся уснуть, сразу начинает сниться он. Вам ваша мадам снится?

— Нет, ни разу, — соврал Шилкин.

— А вы её точно любили?

— Любил.

— Она вам раньше изменяла?

— Не думаю.

— А я думаю, изменяла. Порочная баба. Такие семьи рушат.

«Хули тебе надо?» — подумал Шилкин.

С непривычки он опьянел после двух бокалов.

— Значит, и ваш изменял вам.

— Нет! — крикнула Людмила. — Это я точно знаю. Она во всём виновата. Не появись она, он бы никуда не делся. Вы что, не могли её посадить на цепь? Или отлупить? Или манду ей зашить?

Людмила наливала себе третий бокал и прилично плеснула на стол.

Шилкин встал.

— Ладно, я пойду.

— Куда? Домой? А что вы там будете делать один?

— Хотя бы не буду всё это слушать.

— А в чём я не права?

— Права, не права, а слушать этого я больше не собираюсь. Я не за этим сюда ехал.

— Ого! — Людмила открыла рот. — А зачем? Думал, я на тебя запрыгну, чтобы утешиться?

Шилкин постарался посмотреть на неё презрительно, не понял, получилось ли, и пошёл к выходу. На двери было два замка. Он не мог сообразить, какой из них заперт и как они вообще открываются. С кухни раздался вой. Немного постояв, он вернулся. Людмила плакала, навалившись на стол. У неё было красное, сморщенное, распухшее лицо. Она вскочила и повисла на Шилкине.

— Ну, ну, — сказал он. — Ну, ну.

— Простите меня!

— Ничего, я понимаю.

— Я не в себе.

— Может, покурить хотите?

— Да.

Шилкин дал ей сигарету.