Однако ни один из моих коллег не идет дальше и не пытается вычленить социальную базу немецкого национализма, благодаря которой нацистское движение приобрело структурную прочность. Болдуин (Baldwin, 1990) впадает в другую крайность. Он считает, что поскольку классовый анализ к нацизму не приложим, то следует пренебречь всеми «социальными интерпретациями». Обществознание, по его мнению, в этом случае должно уступить место психологии. «Аномия» и «беспочвенность» указывают на отсутствие какой-либо социальной структуры в рядах сторонников нацизма. Как и многие другие, он смешивает понятия «экономический» или «классовый» с «социальным». Если классовый анализ нацизма не работает, то, стало быть, у нацизма никакой социальной структуры и не было. Такого рода историкам следовало бы чаще обращаться к социологии. Это помогло бы им осознать, что, помимо классов и экономических рынков, существуют и иные социальные структуры. Немецкий нацизм, как, возможно, и итальянский фашизм, выстраивался на социальном фундаменте общей идеи.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: МОБИЛИЗАЦИЯ НОСИТЕЛЕЙ ТРАНСЦЕНДЕНТНОГО
ПАРАМИЛИТАРНОГО НАЦИОНАЛ-ЭТАТИЗМА
Подведем итоги всему вышесказанному и объясним, благодаря каким факторам нацисты получили достаточное количество сторонников и симпатизантов, чтобы прийти к власти. Разумеется, нацисты были выходцами из каждой области Германии, из всех социальных, возрастных и половых групп. Я не претендую на исчерпывающий анализ социальной базы нацизма, а указываю лишь на ее диспропорциональные составляющие. Одной из опор нацизма на этой стадии стали протестанты, поскольку евангелическая церковь считала себя душой германского национального государства. Кроме того, нацизм имел много сторонников среди беженцев — «этнических немцев», а также немцев, проживающих на пограничных территориях, небезосновательно считаемых «территориями под угрозой». Нацизм сильно укоренился среди государственных служащих, в особенности среди мужчин, прошедших военную службу, но также и среди штатских чиновников, учителей государственных школ и работников коммунальных служб. Все они возлагали особые надежды на сильное государство, способное решить социальные проблемы, и считали Веймарскую республику государством рыхлым и слабым. Много единомышленников нашли нацисты в университетах и вообще в самом образованном слое общества, пропитанном идеями «народнического» национализма. Все эти группы разделяли идею национал-этатизма: веры в то, что государство с активным гражданским обществом, воплощающее в себе культуру нации, будет стремиться к высшим общественным целям.
В этой среде, правонационалистической еще до Первой мировой войны, выросли и сформировались основные носители фашизма: два поколения молодых мужчин, готовых применять парамилитарное насилие против «врагов», как за рубежом, так и у себя дома. Сторонники и активисты нацизма, вышедшие из этой среды, были более тесно связаны с идеей национального государства, чем с идеями современного промышленного капитализма или классовой борьбы. Их массовое движение позаимствовало у социалистов идею коллективизма и солидарности, добавив к ней жесткий парамилитаризм, сформировавший сознание целого поколения молодых активистов. Это были «сознательные немцы», преданные своему делу, иногда восторженные идеалисты, иногда жестокие погромщики (а нередко — и то и другое сразу). Это странное смешение качеств ставило в тупик сторонних наблюдателей, оценивавших общественную реальность не через призму взглядов социалистического или католического сообщества, а своими глазами.