Фашисты

Для тех из нас, кто живет в благополучных демократических государствах, военный или экономический кризис — еще не повод прибегать к таким радикальным решениям. То, что нацисты разделаются с демократией, если придут к власти, всем было хорошо известно. Германия не лежала в руинах, депрессия там была не страшнее, чем в Америке. Демократия вполне может справиться с таким уровнем угрозы. Борьба партий, по знаменитому замечанию Липсета, «есть демократическая форма борьбы классов». Но не стоит недооценивать глубину политического кризиса германского государства. Парламентская демократия в Германии не успела созреть и сделать свои правила игры безальтернативными. Скоротечность переходного периода не позволила консервативным элементам в парламенте и исполнительной власти привыкнуть к демократии. Элиты по-прежнему чувствовали, что у них есть авторитарная альтернатива новой власти. Пронацистская часть Германии не была в стратегически выгодном положении для заключения классового демократического компромисса. Наоборот, она оказалась резко восприимчивой к идее нации-государства: автономного государства, стоящего «над» классовым конфликтом и служащего интересам всей нации. Консерваторы в душе остались верны полуавторитарному Кайзеррейху

. Однако его смело с лица земли катастрофическое военное поражение. Была разрушена не только монархия, но и правящие консервативные и национал-либеральные партии довоенного периода. Гражданские структуры в целом уцелели, но армия была подорвана и, отрешившись от политики, зализывала раны. Как и в Италии, немецкая армия не смогла сказать своего слова вследствие разрушения традиционных устоев власти и собственной восприимчивости к парамилитарным и милитаристским устремлениям фашизма. Ни в одной стране фашисты не пришли к власти исключительно благодаря общественному мнению и избирательным урнам. Фашизм добился победы не только с помощью бюллетеней, но и с помощью штурмовых отрядов и сочувствующих элит. Старый режим утратил дееспособность. Новый, более мягкий авторитаризм должен был опереться на доставшиеся ему в наследство консервативные и центристские партии (но все они, кроме католиков, находились в упадке) или на чиновничество. В самом деле, с 1930 г. государственные чиновники не прекращали попытки установить свое авторитарное правление, но в силу их неспособности мобилизовать общество эти попытки оказались бесплодными. Умелое использование трех ресурсов — преданных сторонников, широкого электората, колебаний и слабости элит — позволило нацистским лидерам захватить власть, использовав выборы, насилие и манипулирование конституционными законами.

Нацисты в самом деле стали третьей силой: но не столько «третьим классом», сколько властью национал-этатистов, обещающей «очистительное» насилие. В различных выражениях — от откровенных до крайне расплывчатых — шла речь об очищении нации от большевиков/марксистов, евреев, славян, политиков, разделяющих народ, интернационалистов. Что именно означают термины «вытеснение» или «нейтрализация», оставалось не вполне понятным — особенно немецким избирателям, чей кругозор был не шире, чем у любого другого электората. Если бы побольше немцев взяли на себя труд дочитать до конца «Майн Кампф», дальнейшая эволюция Гитлера стала бы для них более предсказуемой. Однако лишь новые условия, сложившиеся уже после прихода нацистов к власти, привели их к массовым убийствам. О том, как это произошло, я рассказываю в следующем томе.

Глава 6

АВСТРОФАШИСТЫ И АВСТРИЙСКИЕ НАЦИСТЫ

После Второй мировой войны союзники объявили Австрию «первой жертвой нацистской агрессии». Назвать аншлюс 1938 г. германской агрессией значило изобразить австрийцев невинными жертвами, а австрийских фашистов — шайкой коллаборантов, а не массовым национальным движением. Здесь перед нами яркий пример отказа принимать фашистов всерьез. В 1988 г., когда боевое прошлое генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма стало достоянием общественности, мир был потрясен именно потому, что, как казалось, Вальдхайм сражался в рядах этой ужасной банды экстремистов. Однако действительность еще поразительнее. Вальдхайм не был извергом: как и многие молодые австрийские офицеры, он «выполнял свой долг» (по его словам) на Балканах, участвуя в том, что в распоряжениях правительства именовалось «чисткой» — работой, которую надлежало выполнять без «жалости и пощады», ибо «лишь с холодным сердцем можно отдавать приказы, которые необходимо отдать». Большинство австрийских избирателей не усмотрело в этом ничего особенного и, назло всем разоблачителям, избрало его президентом Австрии (Ashman, Wagman, 1988: гл. 4; Sully, 1989).