Салаши, к сожалению, был мастером выспреннего словоблудия, а не чеканных формулировок. Чтобы понять смысл его высказываний, приходится поднапрячься. «В фашизме, — писал он, — сходятся моральные, духовные и материальные интересы “Я” и “Мы”». Моральным принципом по Салаши было христианство, духовным — «унгаризм», то есть венгерский национализм, а материальным — национал-социализм. Каждый принцип, продолжал он, необходим, но не должен преступать отведенные ему пределы. Так, например, если национализм не ограничить социализмом, то он перерастет в шовинизм, империализм, и дело закончится войной. Если социализм не ограничить национализмом, это приведет к нескончаемым классовым конфликтам или «государственному капитализму» советского образца. Национал-социализм призван разрешить этот конфликт, его органическое государство и партийная элита обеспечивают «третий производительный фактор» — в отношения между трудом и капиталом привносятся коллективный разум и планирование. «Социализм» Салаши основывался на чисто продуктивистском принципе. Он сочетал в себе защиту рабочих как «строителей нации», государственное планирование как средство борьбы с безработицей и жесткий контроль финансового капитала. «Работа — это основа материальной жизни, безработица — ее смерть». Новый порядок должен был стать корпоративистским, милитаристским и этатистским: «Все проявления общественной жизни подчинены правительству… через бескомпромиссный и тотальный государственный контроль». Венгерский фашизм явно строился по итальянской модели, хотя заметно в нем и характерное для Венгрии преклонение перед армией: «Это мессия, который должен наставить нацию на путь истинный».
Третий, духовный принцип «унгаризма» воплощал «совершеннейшее национальное единство». Мадьяры, «единственный туранский народ западной культуры», играют уникальную роль посредника между восточной и западной цивилизациями. Они, как и немцы, и японцы, призваны стать владыками мира. Их «вооруженная нация» установит «Pax Hungarica» в бассейне Дуная и принесет «трудовой мир» трудящимся классам (к ним он, странным образом, относит не только рабочих и крестьян, но также интеллигенцию, солдат, женщин и молодежь). Утраченные территории Венгрия должна вернуть любой ценой, если понадобится, то и силой. Церковь, армия и капитал и раньше делали попытки установить тотальную социальную организацию. Теперь начатое ими завершит венгерский фашизм. Венгерская армия должна поддержать «унгаризм» — ее ценности с ним совпадают. Однако церковь и капитал, возможно, станут его противниками.
Салаши отметал обвинения в националистической нетерпимости — «унгаризм», в его интерпретации, был «со-национальным». Впрочем, это притязание сводили на нет его приверженность расовым теориям и антисемитизм. Своим последователям он советовал внимательно изучать человеческие черепа, чтобы убедиться в биологическом превосходстве туранской расы. По его уверениям, он не был антисемитом, то есть не желал зла евреям как таковым, хотел лишь «освободить от них Венгрию». Он также утверждал, что мадьяры страдают от еврейской экономической эксплуатации, а посему еврейский капитал нужно экспроприировать, а самих евреев изгнать из страны. Салаши никогда не говорил об «устранении» (эвфемизм массового уничтожения) евреев, но называл еврейский вопрос «единственным конкретным вопросом», стоящим перед движением. Вслед за Гитлером он видел еврейские козни во всех враждебных явлениях: коммунизме, марксизме, масонстве, финансовом капитализме или «банкократии», плутократии, золотом стандарте; либерализме, либеральной демократии или парламентаризме. Считая себя добрым католиком, он заявлял, что из Ветхого Завета понятно, насколько «Бог презирает евреев», а Новый Завет — это «освящение презрения Господа» (Weber, 1964: 157–164; Szöllösi-Janze, 1989: 220–250; Janos, 1982: 272–276; Karsai, 1998: 103–104).