Молодое поколение легионеров не успело понюхать пороху во время Первой мировой войны. Сам Кодряну еще мальчишкой сбежал на фронт, был комиссован за молодостью лет и отправлен в кадетскую школу. Для него и его сверстников война была чуть ли не религией — ведь именно тогда румыны впервые за многие годы получили «крещение кровью». В начале 1920-х националистическая эйфория захлестнула университеты, где «домашнее» и «фронтовое» поколения бурно обсуждали национал-этатистские рецепты для исцеления страны. Краткое затишье наступило, когда к власти пришла Национальная крестьянская партия, 1930-е г. ознаменовались новым подъемом легионерского движения вначале на селе, потом в городах, энтузиастами этой идеи снова стали молодые люди, родившиеся уже после войны. В ту пору ветеранами движения считались мужчины 30–40 лет, учившие молодых катехизису румынского фашизма, тогда еще наивному, лишенному острых углов реального военного или парамилитарного насилия.
Объединял Легион и женщин. Три из 34 партийных ячеек на 1934 г. представляли собой женские группы, так называемые «бастионы», и женщины составляли 8 % всех членов партии. В 1936 г. в трудовых лагерях работало 842 легионера, 10 % из них были женщинами (данные по мужчинам приведены во второй строке табл. 8.1), «дети» добавили еще 6 %, впрочем, их трудно было назвать работниками. Половина женщин были домохозяйками, вторая половина — студентками, плюс одна парикмахерша (Heinen, 1986: 385–387). В руководящий состав партии они не входили, но на фотографиях, запечатлевших восстание 1941 г., мы видим вооруженных женщин и даже детей с оружием в руках (Veiga, 1989: 265; Ioanid, 1990: 72). Участие женщин и детей в реальных боевых действиях является уникальным событием в истории фашизма. Как в трудовых лагерях, так и в идеологии Легиона семейные ценности уникальным образом сочетались с феминистическими идеями. Кодряну провозглашал своего рода фашистский феминизм: движение было «гарантом равных прав мужчины и женщины» и «защитой румынской семьи». Это первый элемент в румынском фашизме, который можно расценить как прогрессивный. Были и другие. Не вполне ясно, откуда пошел такой взгляд на отношения полов: вероятно, это объясняется тем, что новорожденная нация была свободна от косных традиций, движение не имело военного опыта, а мистицизм его, возможно, препятствовал развитию мужского шовинизма.
Легион родился в городах, его первыми неофитами стали студенты и уволенные в запас офицеры: ярко выраженное движение среднего класса, хотя некоторые исследователи различают в нем и ремесленников. Идеалы Легиона быстро овладели умами интеллектуалов и начали распространяться среди старшеклассников. В этой среде укоренились патриархально-народнические идеи:
Перед нашими глазами лежит Румыния больших городов, городского комфорта и достатка: это материальная цивилизация Запада, это станки и машины, это противостояние труда и капитала. Но это не наша Румыния. У нас есть и другая страна — Румыния деревень, Румыния румынов, Румыния несокрушимых духовных основ, веками, со времен Дария, остававшихся неизменными… Нет! Социальное наполнение нашей эпохи — это не битва между диктатурой и демократией или буржуазией и пролетариатом, ибо ни те ни другие по большей части не являются румынскими. Главный спор ведется сейчас между двумя Румыниями (Ioanid, 1990: 149–150).
Некоторые видные легионеры были сыновьями префектов и полицейских: в уличных беспорядках им частенько доставалось от сослуживцев их отцов. Другие были из семей крестьян, священников и сельских учителей (Weber, 1966b: 569; Heinen, 1986: 383; Veiga, 1989: гл. 4). Вердери (Verdery, 1983) на основе устных историй предполагает: крестьяне-середняки Трансильвании считали, что старшие сыновья могут вырваться из замкнутого круга сельской общины и стать «большими» людьми в городе, лишь получив городское образование. Старший сын начинал учиться, младшему доставалась ферма. Из таких интеллигентов-народников в первом поколении получались ярко выраженные национал-этатисты, идеализирующие крестьянство и свои народные корни. В румынских университетах крестьянское происхождение, близость к почве, к корням было таким же предметом гордости, как «пролетарская кровь» среди европейских студентов-радикалов 1960-х. Некоторые молодые румыны, возможно, даже придумывали себе крестьянскую родословную. Такая почва была благоприятна для произрастания крестьянского фашизма.